Почему я хочу жить в Британии? Истории иностранцев живущих в Великобритании
Есть смысл перефразировать Юлия Цезаря «Пришел, увидел, и … был побежден!». По прошествии более чем 2000 лет иностранцы до сих пор оказываются во власти обаяния Британии, но что они думают об этом сейчас? Вот что некоторые выдающиеся иностранцы говорят о том, почему им нравится жить в Великобритании.
Альбер Ру, Франция
Родившийся во Франции шеф-повар и его брат Мишель основали Le Gavroche – первый ресторан в Британии, которому были присуждены три Мишленовские звезды. Среди его протеже Гордон Рамзи, Марко Пьер Уайт, и Маркус Уареинг.
Я прибыл в эту страну в возрасте 18 лет в 1953 году. На вокзале Виктория меня встретил шофер леди Нэнси Астор, которая наняла меня посудомойщиком. Было 5.30 вечера, и я не мог поверить своим глазам: люди спешили домой с зонтами в руках (хотя дождя не было) и в шляпах-котелках. Я написал матери, что попал в карнавальный период, и все вокруг в маскарадных костюмах! Я был приглашен на чай – это было мое первое знакомство с этим напитком, и был удивлен тем, что водитель раздавал талоны на чай и сахар.
Я вырос в скромных условиях и дом Асторов показался мне просто раем, а еда для работников была великолепна — нас кормили жареной курицей, мясом кролика.
В свободное от работы время я случайно зашел в Уголок Ораторов в Гайд Парке и был удивлен тем, что люди громко разговаривали и жестикулировали, но при этом не дрались. Во Франции такого не могло бы происходить. Примерно год у меня ушел на то, чтобы осознать, что я родился на неправильной стороне пролива. Свобода выражения и возможность следовать своим убеждением в этой стране непревзойденны.
Я убежденный роялист и считаю огромным бонусом то, что страной правит королевская семья, особенно после того, что происходило в стране моего рождения.
Теперь я британский гражданин и очень этим горжусь. Интересно, что сны я теперь вижу тоже на английском. Если между Францией и Англией произошел бы конфликт, я хотел бы готовить для британских солдат.
Сэр Марк Тодд, Новая Зеландия
Золотой медалист Олимпийских Игр 1984 и 1988 года по конному троеборью, он также четырежды был победителем Badminton Horse Trials и пять раз выигрывал Burghley.
В 2013 году он был награжден Рыцарским Орденом Новой Зеландии за Заслуги, и сейчас проживает в графстве Уилтшир в Англии.
В 1980 году, когда я выиграл Badminton с первой попытки, это стало большой новостью дома: я обошел зятя Королевы и был награжден самой Королевой трофеем с карикатурой, на которой Герцог Эдинбургский говорил «Марк кто?». Несмотря на то, что я также победил знаменитую английскую спортсменку Люсинду Прайор-Палмер, и то, что на протяжении 15 предыдущих лет трофей все время находился в руках британцев, я, тем не менее, получил удивительно теплый прием в этой стране.
Я выглядел непривычно для англичан в моих джинсах-клеш и с новозеландским акцентом, и люди слегка удивлялись странному незнакомцу, вторгшемуся в их сложившийся круг, но одновременно были ко мне очень добры, особенно тренер британской команды леди Хью Расселл, которую все боялись. Она часто приглашала меня погостить у нее дома в Уилтшире, и мне очень нравилось погружаться в британскую систему и домашнюю атмосферу их английской семьи.
Моя жена Кэролин тоже родом из Новой Зеландии. Нам все время нравилось графство Уилтшир, и теперь мы там живем, а местные просторы напоминают мне районы округа Уаикато в Новой Зеландии, в котором я вырос.
Британия – это дом моего спорта, с отличным оборудованием, магическими историческими местами для проведения мероприятий – например, Бергли – одно из моих любимейших мест. Кроме того, здесь есть целая сеть специально организованных волонтеров.
В 2008 году, когда я вернулся в спорт после восьмилетнего перерыва, все было так знакомо, по-доброму, и меня все приняли так тепло, как будто я никуда не исчезал надолго.
Эдвард Саакян, Армения
В 1979 году его семья бежала от революции в Иране. В Иране их семья владела двумя пивоваренными заводами, что грозило им тюремным заключением. Семья обосновалась в Лондоне, где он основал Davidoff of London, и до сих пор руководит их помещениями на Сент Джеймс Стрит.
В моей приемной стране я очень сильно ценю соблюдение закона, общую вежливость и справедливость общества, свободу слова, длинные летние вечера, толерантность к эксцентричности, а также бережное отношение к истории и соблюдение церемоний и традиций.
Где еще вы можете жить в таком огромном городе, как Лондон, и при этом чувствовать, что ваш район – это милая уютная деревушка?
Так как глобализация подводит нас к политкорректности и высокому уровню жизни, я могу гедонистически наслаждаться устрицами из Wiltons, портвейном из Berry Bros & Rudd и сыром из Paxton & Whitfield, вдобавок совмещая это с хорошей сигарой, и не чувствовать себя при этом преступником. Я могу только надеяться, что политики не станут неправомерно эксплуатировать доброжелательность людей или цивилизованность нашего общества. Эти качества – сокровища нашего общества.
Даниэль де Нис, уроженка Австралии, натурализованная гражданка Америки
Оперная певица Даниэль получила известность среди широкой публики как Клеопатра в «Юлии Цезаре» на оперном фестивале Глиндебурна в 2005 году. С тех пор Даниэль стала хозяйкой фестиваля, выйдя замуж за внука его основателя.
Первое, что приходит на ум – это сами британцы: их любовь к природе и загородной жизни, чувство юмора и стойкость.
Британцы — одни из самых стойких и любящих природу людей, известных человечеству. Я никогда не встречала людей, более одержимых времяпровождением на свежем воздухе несмотря ни на что – и я имею в виду несмотря совсем ни на что! В других странах тащиться на улицу для двухчасовой прогулки в грозу без зонта было бы абсурдно, но для британцев это типичное воскресное времяпровождение! Я подозреваю, что если бы они разрешали погоде влиять на их настроение, то они никогда бы не выходили из дома и стали бы очень скучными.
Также здесь присутствует большое количество эксцентричности – самые смелые и необычные привычки, начиная от нестандартных мнений, манеры одеваться или поведения за столом, считаются здесь забавными. Это, бесспорно, заставляет меня любить британцев, а также завоевывает сердца иностранцев, многие из которых считают, что британцы действуют в диапазоне от блистательно эксцентричного до действительно сумасшедшего.
Самое главное, британцы не воспринимают себя слишком серьезно, и так же с юмором и любовью относятся к окружающим.
Джоао де Валлера, Португалия
Посол по особым поручениям при дворе королевы Великобритании на протяжении последних четырех лет.
Я должен ограничить мои наблюдения кругом моей каждодневной жизни – Лондоном. Первое, что возникает в моем сознании, когда я оглядываюсь на этот великолепный и важный период моей жизни – это великие традиции, знаковые примеры архитектурного наследия и широкие дипломатические контакты.
Как большой любитель музыки и изобразительного искусства, я также с удовольствием испытал множество вдохновляющих моментов в Wigmiore Hall, Royal Opera House и в Barbican, Tate, National Gallery, British Museum, Courtyard Institute и Saatchi Gallery. В моей памяти ярко сохранились прогулки по паркам, скверам и улицам Лондона по выходным с фотоаппаратом в руках.
Также в памяти запечатлелись утренний вид, открывающийся из моего окна на статую Henry the Navigator; счастливые встречи с посольством Португалии; случайное обнаружение на Трафальгарской площади статуи Bartolomeu Dias – португальского мореплавателя, открывшего в 1488 году мыс Доброй Надежды; веселые посиделки с португальским вином и теплое общение с активным португальским сообществом в этом прекрасном городе.
Мишель Холдинг, Вест-Индия
Один из самых быстрых подающих игроков в крикет прошлого века, которого знают по прозвищу «Шепот Смерти» за тихую манеру игры.
Больше всего в Великобритании меня радует порядок вещей: очереди и хорошие манеры. Люди вежливы, и я с комфортом вожу машину на ваших дорогах. Это меня всегда поражало. Я думаю, что Англия намного лучше дисциплинирована и организованна, чем США.
Остались вопросы?
«Это как в футболе». Посол России Келин — о том, почему Великобритания «болеет» за Украину и шансах войны с Лондоном
Чрезвычайный и полномочный посол России в Великобритании Андрей Келин в интервью корреспонденту RTVI рассказал о состоянии диалога Лондона и Москвы, угрозе разрыва дипломатических отношений и шансах прямого вступления Великобритании в украинский конфликт. Главное из интервью — в материале RTVI.
О вероятности прямого участия Британии в конфликте на УкраинеВ январе 2023 года глава Комитета по обороне британского парламента Тобиас Эллвуд заявил: «Мы уже ведем войну в Европе.
Нам нужно перейти на военные рельсы…». «Мы должны столкнуться с Россией напрямую», — добавил депутат. В июне 2022 года начальник Генштаба Великобритании генерал Патрик Сандерс предупредил, что нынешнее поколение британцев — то поколение, «которое должно снова подготовить армию к войне в Европе», подчеркнув, что «необходимо создать армию, способную сражаться вместе с [их] союзниками и победить Россию в бою».
Kirsty Wigglesworth / AP
«Нельзя сказать, что там [на Украине] есть вооруженные силы Великобритании, это будет неправда, но она [Великобритания] в значительной степени втянута в конфликт на украинской стороне. Это заключается в поставках […] военной техники, которые начались еще задолго до конфликта. <…> После 24 февраля прошлого года происходят другие аспекты вовлечения Британии. Это обучение в Великобритании значительного количества [украинских] военнослужащих <…>, участие отдельных специалистов британских в подготовке [украинских] подводников, спецназа, артиллеристов и так далее <…>.
Есть британцы и «на месте» — они там и в штабах, и в разведке, и так далее. Поэтому Великобритания вот этими средствами все больше углубляется в конфликт, все больше в нем участвует. В этом смысле, конечно, вовлеченность ее в конфликт надо рассматривать, но ничего нельзя исключать на будущее»
Говоря о приостановке участия России в ДСНВ, Владимир Путин заявил, что Россия должна понимать, как учитывать совокупный ядерный потенциал других стран НАТО, обладающих наступательным ядерным оружием — Великобритании и Франции. Замминистра Сергей Рябков уточнял, что российская сторона больше не может «выводить за скобки фактор совокупного арсенала США, Великобритании и Франции».
Подробнее о том, что означает приостановка участия России в ДСНВ — в материале RTVI.
«Нет, разговора нет никакого. В условиях, когда страна занимает конфронтационную политику и говорит о необходимости [нанесения] стратегического поражения России.
Это официальная точка зрения. Говорить об ограничениях вооружений всерьез здесь сейчас не представляется возможным».
«У нас в принципе нет сейчас никакого политического разговора, политического диалога, как это было в прошлом с Великобританией по основным ключевым аспектам международного положения».
Об общении с королевской семьейВ интервью «Известиям» в прошлом году Андрей Келин рассказывал, что «членам королевской семьи рекомендовано не поддерживать и не вступать в контакты с российским посольством». В феврале этого года в интервью каналу «Россия-24», говоря об общении с представителями королевской семьи, посол заявил, что «любые контакты с российским посольством считаются токсичными».
«В наших отношениях с Великобританией обстановка, собственно, совершенно новая, в том числе и с дипломатической точки зрения. Этика официальных властей состоит в том, что Россия должна быть изолирована…»
«Хотел напомнить, что в 1953 году, когда происходила коронация Елизаветы II — это был самый разгар холодной войны — советские представители в этой коронации участвовали.
И не только. Надо сказать, что был в честь Елизаветы и ее коронации военно-морской парад. <…> и крейсер наш, он в нем принимал участие. Вот сейчас эти все традиции, они забыты. Сейчас такая новая политика отрицания. И поэтому я не только не жду приглашения на коронацию, […], но и в этой ситуации это просто невозможно».
«Лондон разрушил всю архитектуру наших двусторонних отношений: он сломал ее и в экономической области, и в гуманитарной области, в научной, образовательной и так далее. И в политической, прежде всего. Это ее [Британии] чистая инициатива, разрушение этой архитектуры. Поэтому говорить сейчас о чем-то с британскими чиновниками […] не имеет никакого смысла. Поэтому здесь, коммуникация, как вы говорите, она практически не осуществляется.
…Мы поддерживаем контакты с Форин-офисом. В парламент российским дипломатам, в том числе послу Российской Федерации, ходить запрещено. Там есть решение спикера этого парламента.
Это очень плохо, потому что британцы, британские чиновники, британские парламентарии, они остаются не информированы о другой стороне, не информированы о ситуации в целом. Это, понимаете, это как в футболе. Вот есть болельщики за “Торпедо”, скажем, они болеют только [за “Торпедо”]. А в Лондоне болеют за Украину и никакую аргументацию больше не воспринимают […]. Это категорически ошибка, потому что она ведет к неправильным решениям, к неправильному процессу принятия решений. Они должны слышать то, что мы говорим, нашу аргументацию, тогда у них будет более широкое восприятие реального положения дел».
Комментируя в марте 2023 года обновленную редакцию внешнеполитической доктрины Соединенного Королевства, российское посольство подчеркнуло, что «линия британского правительства в отношении нашей страны по-прежнему носит сугубо конфронтационный и идеологизированный характер».
О вероятности разрыва дипломатических отношений России и Великобритании«Для того чтобы говорить о разрыве дипломатических отношений, сейчас ситуация совершенно не та.
Разрыв — это когда страны находятся в состоянии войны. Мы не находимся в состоянии войны с Великобританией и полагаем, что нам необходимо сохранить канал дипломатических отношений. И, насколько я понимаю, такую же точно точку зрения, позицию занимает британское правительство».
«Конечно же, мы работаем в сокращенном составе. Нас здесь не так много, а хотелось бы, чтобы было как можно больше, это понятно. Но сейчас и тот состав, который у нас имеется, мы с ним достаточно нормально и доблестно работаем».
«Сотрудников никогда не хватает. Всегда хотелось бы больше, само собой, но после Скрипалей и после Солсбери количество было значительно сокращено».
О влиянии премьерства Риши Сунака на двусторонние отношенияAndrew Parsons / No 10 Downing Street
«Я не вижу здесь особого влияния, поскольку в Лондоне сложился жесткий консенсус о необходимости проведения антироссийского такого жесткого курса. Поддерживать Украину и делать все против России, что бы она ни делала, в том числе в сфере олимпийского движения, потом в отношении создания трибунала по действиям России на Украине.
Здесь буквально каждую следующую неделю проводится какая-то сходка, которая подливает масла в огонь.
С приходом Риши Сунака, может быть, стало несколько меньше таких хамоватых и оскорбительных выпадов со стороны руководства правительства в отношении нас, хотя ими отнюдь не брезгуют как министр обороны, так и министр иностранных дел.
Но, тем не менее, Великобритания, конечно, продолжает проводить жесткий курс на подрыв того, что осталось от наших двусторонних отношений, рассчитывая [на] нанесение стратегического поражения России, ущерба, и, одновременно, безоглядной и абсолютно бездумной поддержки Киева на продолжение эскалации. Поскольку мы не видим того, что здесь пытаются заглянуть за горизонт, подумать о том, что же будет после того, как конфликт так или иначе закончится, как отстраивать Украину и как вновь отстраивать европейскую безопасность с участием России…»
О вероятности переговоров глав государств или МИД России и Великобритании по Украине«Такого себе представить сейчас не могу при нынешнем уровне конфронтационного отношения к нам.
Даже вот вспоминаю визиты министра обороны [Бена] Уоллеса и тогдашнего министра иностранных дел [Лиз Трасс] в Москву накануне февраля — в преддверии, так сказать, того, как конфликт начался. Тогда, собственно, тоже разговора не было, потому что не было желания всерьез понять нашу позицию.
К тому же я не думаю, что имеет смысл говорить здесь о чем-то именно с Лондоном. Конечно же, главный здесь запевала — это Вашингтон; и разговор, если и когда он состоится, то он будет иметь комплексный характер. Выделять как-то здесь Великобританию вряд ли придется. Тем более что ее стремление здесь не к урегулированию, а совершенно противоположное. Она намерена затянуть конфликт, воевать как можно дольше с тем, чтобы — здесь [об этом] прямо говорят — ослабить Россию».
«Если у Великобритании будут какие-то свои идеи, конструктивные идеи, предложения, то мы никогда не отказываемся от разговора».
О недавнем решении Верховного суда Британии в рамках дела о евробондах15 марта Верховный суд Великобритании разрешил Украине “защищать иск на основании принуждения» со стороны России по делу о евробондах на $3 млрд.
По заявлению украинской стороны, добиваясь выпуска облигаций, Россия якобы оказывала на Украину «существенное политическое, экономическое и финансовое давление». Как следует из решения Верховного суда, «бремя убеждения суда в том, что угрозы никак не повлияли на решение Украины выпустить эти облигации <…>, ляжет на Россию».
«Посольство не участвует в этом юридическом деле. Наши дипломаты там не присутствуют. …Мы не видели полностью материалов решения суда. Анализировать здесь еще предстоит достаточно [много]».
«Вся эта история началась в еще 2013 году, когда на Украине находилось законное правительство, ею управляло, и Украина находилась в тяжелейшем экономическом положении. И, собственно, тогда Россия протянула ей руку. Были выпущены вот эти государственные облигации, евробонды на 3 млрд. И это спасло в значительной степени тогда украинскую экономику от краха. Причем никто другой с Запада […] Украине не помогал».
О возможности введения визовых ограничений в отношении россиян«Де-факто ограничения на путешествия, в том числе на визы, они уже существуют, и это хорошо известно.
Довольно долго в прошлом году несколько месяцев, наверное, британские консульские учреждения вообще не выдавали визы россиянам […], ссылаясь на то, что якобы они все заняты тем, что оформляют украинских беженцев. Хотя это, конечно, совершенно не так. А там можно было тогда ждать визу два, три, четыре [месяца — прим.] — чуть ли не полгода.
Сейчас ситуация изменилась. Тем не менее, для получения краткосрочной визы на шесть месяцев — будь то туристическая […] или деловая виза — это займет где-то полтора-два месяца после того, как Вы сдали отпечатки пальцев.
Peter Powell / PA Images via Getty Images
Есть и другое ограничение, поскольку плата не принимается в визовых центрах […] карточкой, которая была бы выпущена в России».
«Британия прервала воздушное сообщение; отсюда было эвакуировано несколько позже представительство “Аэрофлота”, и вот мы сейчас даже не видим никаких возможностей, шагов, которые бы говорили о возможности восстановления прямого авиационного сообщения».
«Британский туризм обычно составлял где-то в год 10-11 тысяч. Российский туризм, из России в Великобританию — 90 тыс. …Мы продолжаем выдавать туристические визы британцам и есть [ли] ограничения […] — о них я не знаю, честно говоря».
О русофобии в БританииВ июне 2022 года Андрей Келин заявил, что русофобия стала проявляться «в более скрытых формах». Он уточнил, что, по его данным, российских пациентов перестали принимать в нескольких британских клиниках. В марте 2023 года Sky опубликовала материал «о преступлениях на почве расовой ненависти против россиян в Великобритании».
«По многим данным, она [русофобия] действительно есть, она носит бытовой характер чаще всего: продолжаются нападки на российских соотечественников в школе, например, есть случаи нанесения побоев, угрозы убийств, причинение вреда здоровью, есть вандализм. Я знаю целый ряд случаев ограничения при приеме на работу. <…> В общем-то, русофобия в Великобритании, к сожалению, есть, и она есть во всех сферах.
Это, получается, проистекает от того, что здесь идет ежедневное промывание мозгов в том плане, что все СМИ пишут о России, о русских только плохое и исключительно плохое. <…> По каждому случаю — там, где полиции не удается вмешаться или она не вмешивается — посольство старается помогать соотечественникам, и мы это будем продолжать делать».
«Я бы не сказал. Конечно же, были единичные случаи, касающиеся проблем с банками. Конечно, когда там есть определенные лимиты, и люди не могли воспользоваться своими деньгами, это и сейчас происходит. <…> Есть то, что называется, self-compliance, когда банки и другие фирмы они как бы сами на себя накладывают те санкции, которые даже не продиктованы властями».
«До февраля, наверное, да. До февраля [2022 года], честно говоря, я не припомню <…>. Были, конечно же, [единичные] конфликты, школьные конфликты, но здесь, в Британии, кстати, имеют достаточно большой опыт по «разруливанию» конфликтных ситуаций <…>».
Выживет ли Британия? — The Atlantic
Global
Путешествие по древнему прошлому и шаткому будущему (dis)Соединенного Королевства
Том МакТэгФотографии Робби Лоуренса
Статуя Уинстона Черчилля на Парламентской площади (Робби Лоуренс)Сохраненные истории
Мрачная реальность для Британии перед 2022 годом заключается в том, что ни одна другая крупная держава на Земле не стоит так близко к собственному распаду. Учитывая его недавний рекорд, возможно, это не должно быть сюрпризом. В первые два десятилетия 21-го века Великобритания фактически проиграла две войны и стала свидетелем краха своей великой стратегии, сначала из-за финансового кризиса 2008 года, который разрушил ее социально-экономическое урегулирование, а затем в 2016 году, когда страна выбрала разорвать свою долгосрочную внешнюю политику, покинув Европейский Союз, совершив редкий подвиг, установив экономическую границу со своим крупнейшим торговым партнером и с частью себя, Северной Ирландией, подливая масла в огонь независимости Шотландии.
И если этого было недостаточно, то он потерпел неудачу в своем ответе на пандемию коронавируса, объединив один из самых низких показателей смертности в развитом мире с одним из самых тяжелых экономических спадов.
Тем не менее, каким бы экстраординарным ни был этот ход событий, мне кажется, что экзистенциальная угроза Великобритании является не просто результатом плохого управления — неоспоримая реальность — но чем-то гораздо более глубоким: проявлением чего-то близкого к духовный кризис.
Слева: Ворон сидит на колоннаде возле Вестминстера. Справа: Двое посетителей ждут, чтобы их впустили у входа на Даунинг-стрит. 20 лет с 2000 по 2020 год могли быть объективно ужасными для Британии, но страна пережила и другие мрачные периоды в своем недавнем прошлом, и ее целостность не была так близка к краху, как сегодня. В основе британского кризиса лежит кризис идентичности. Проще говоря, ни одна другая крупная держава не находится в таком конфликте по поводу того, является ли она вообще нацией, не говоря уже о том, что нужно, чтобы действовать как таковая.
Проблема в том, что Великобритания не такая традиционная страна, как Франция, Германия или даже США. «Британия» здесь является сокращением от Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии — совокупности наций и территорий, объединяющей Англию, Шотландию, Уэльс и спорные земли Северной Ирландии — и в то же время являющейся законным, суверенным и само унитарное национальное государство. С исчезновением Советского Союза и Югославии это теперь одно из редких государств в западном мире, чье имя не просто нация, которую оно представляет: Соединенное Королевство больше, чем Великобритания и британцы. Некоторые из его граждан считают себя британцами, а другие говорят, что они вовсе не британцы; другие говорят, что они британцы и другой национальности — скажем, шотландца или валлийца. В Северной Ирландии все еще сложнее: некоторые называют себя всего лишь британцами, в то время как другие говорят, что они всего лишь ирландцев.
Для многих корнем экзистенциального кризиса Британии сегодня является Brexit — очевидный спазм английского национализма, который нарушил общественный договор, скрепляющий британский союз наций, обнажив истинную природу страны как неравноправного союза англичан, Английский, для англичан.
Хотя Brexit был поддержан большинством Великобритании в целом, ему противостояли две ее составные части, Шотландия и Северная Ирландия. Голоса Англии, ее доминирующей нации, привели к победе.
Однако правда в том, что английскость Брексита имеет значение только в том случае, если люди считают себя кем-то другим, а не британцами. До тех пор, пока американский президент возглавляет Коллегию выборщиков, не имеет значения, были ли они отвергнуты избирателями в данном штате, потому что, по сути, избирателей — это американцев. Пользуется ли Британия как нация этим основным принципом национальной принадлежности? Таким образом, Brexit мог обострить напряженность внутри союза, но не вызвал ее. Во всяком случае, Brexit показал масштаб проблемы, которая уже существовала.
Летом у меня была возможность лично убедиться, насколько раздробленной стала Великобритания. С тремя месяцами отпуска по уходу за ребенком и пандемией, которая случается раз в столетие, оставив мечты о прыжках с тропических островов в пыль, я воспользовался редким шансом путешествовать вдоль и поперек своей страны.
Моя жена, дети и я отправились в наше грандиозное турне после G7 в Корнуолле в июне — удручающее собрание старых и скучных западных лидеров, защищающих идею Запада, организованное британским премьер-министром, пытающимся защитить идея Британии. После саммита я удалил Twitter и большинство газетных приложений со своего телефона, и мы отправились в путь.
Пытаясь избежать новостей, я начал книгу, которую собирался прочесть много лет: Леопард Джузеппе Томази ди Лампедуза. Книга вскоре стала чем-то вроде пророческого компаньона, каким-то образом способного отразить кризис идентичности в самом сердце Великобритании лучше, чем любая газетная статья или телевизионный сюжет за многие годы.
Слева: Рано утром центр Глазго. Справа: Мавин, диджей из Глазго, ждет автобус по дороге на работу. Действие книги начинается в революционной Сицилии 1860-х годов, когда старое Королевство Обеих Сицилий начинает рушиться, присоединяясь к новой Италии Гарибальди.
Центральный персонаж — принц Салина, член старого правящего класса королевства, которого не дает покоя обнаружение в его поместье мертвого солдата, который был убит, сражаясь на стороне последнего бурбонского монарха в Неаполе.
Бессмысленность солдатской смерти не давала покоя принцу. За что он умер? Сицилия вот-вот должна была войти в состав новой Италии. «Конечно, он умер за короля», — успокаивает себя принц. «За короля, который выступает за порядок, преемственность, порядочность, честь, право». Он умер за причина . Но даже когда он убеждал себя в этом, принц знал, что это неправда: старый король был бесполезен. «Короли, олицетворяющие идею, не должны, не могут опускаться ниже определенного уровня», — признает он. «Если они это сделают… идея тоже пострадает».
Этот отрывок напомнил мне о разговоре, который у меня был с человеком, который был близок к Борису Джонсону и беспокоился, что Великобритания рискует стать анахронизмом, как Королевство Обеих Сицилий или Австро-Венгерская империя.
Этот человек сказал, что Британия терпит неудачу, потому что стала ленивой и самодовольной, неспособной действовать быстро и целеустремленно. Государство перестало обращать внимание на основы управления, будь то развитие экономики, защита своих границ или защита королевства. Вместо этого она стала виновной в неудачном групповом мышлении элиты, которое позволило процветать сепаратизму, богатство сконцентрировалось в Лондоне и его окрестностях, а политическая элита игнорировала общественные настроения.
Предупреждение столь же резкое, сколь и мрачное. Австро-Венгрия, как и Королевство Обеих Сицилий, растратила свою народную легитимность после того, как не смогла накормить, защитить и представить свой народ в равной степени во время катастрофического обращения с Первой мировой войной. Как показывает историк Питер Джадсон в Империя Габсбургов Австро-Венгрия распалась, как это часто изображают, не потому, что она была незаконной или пережитком ушедшей эпохи. Он распался, потому что в своем отчаянии выжить в Первой мировой войне он подорвал основу своей легитимности как империи наций, став вместо этого Австрийское самодержавие.
Пытаясь выжить, он забыл, кто он такой.
Может ли то же самое происходить в Великобритании? Путешествовал ли я по анахроничной стране, которой суждено распасться на свои старые составные части? Распад Великобритании, конечно, не является чем-то немыслимым. Мы склонны думать о самых могущественных странах мира как о непоколебимых актерах на мировой арене, но, конечно же, это не так. Достаточно оглянуться на несколько поколений назад, когда в последний раз Великобритания потеряла большую часть своей территории, когда Лондону не удалось построить нацию из государства, которое он создал между Великобританией и Ирландией в 1800 году.В 91 году Советский Союз полностью распался, не выдержав тяжести своих неудач, поскольку требования независимости от периферии превратились в требования независимости от самого центрального государства: России.
Когда вы говорите с людьми в Вестминстере — сердце британского государства — поражает степень их пессимизма в отношении будущего страны.
Один мой друг, пожелавший остаться анонимным, поскольку его публичный профиль не позволяет ему открыто рассуждать о будущем страны, рассказал мне историю о своем деде, который воевал на стороне Австро-Венгрии, прежде чем бежать в Великобританию после ее крах. Когда он умер, его похоронили в Соединенном Королевстве, но в гробу, задрапированном флагом старой империи, государства, которое защищало его как еврея и за которое он сражался и которому с тех пор оставался верен. Его внук, сражавшийся под флагом Соединенного Королевства, сказал мне, что он сам опасается, что его может постичь та же участь — быть похороненным внуками под флагом нации, за которую он сражался и служил, но которая уже давно ушли в историю.
Нашей первой остановкой в Англии был курорт Батлинс в Сомерсете, графстве на юго-западе Англии, возможно, самом британском месте в мире. Построенный в 1950-х годах, чтобы предложить доступный отдых для рабочего класса, Butlin’s пережил появление дешевых рейсов, пакетных туров и рост среднего класса, чтобы оставаться популярным, актуальным и каким-то образом более представительным для современной Британии, чем где бы то ни было.
в нашей поездке.
Для меня, ребенка из среднего класса 1980-х годов, весь этот опыт казался гораздо более чуждым, чем я хотел бы признать: земля, едва затронутая видом джентрификации, который я привык считать нормальным. Тем не менее, несмотря на то, что он старомоден, он не чувствует себя застрявшим в прошлом: в нем есть вневременность, он одновременно может быть и современным, и отсылкой к какой-то утерянной эпохе. Когда я сказал маме, куда мы едем, она прислала мне свою фотографию в детстве на отдыхе на том же курорте в 19-м веке.60-е годы. Там были те же дешевые шале с террасами, кричащая красная униформа персонала, ярмарочные аттракционы и жареная еда. Тем не менее, это также было гораздо более мультикультурное, многорасовое и многопоколенческое, чем курорты для среднего класса, где мы проводили большую часть нашего времени во время остальной части нашей поездки — более престижные места, где еда и вино лучше, а разговор больше похож на Твиттер.
, но реальность гораздо более эксклюзивна и монокультурна.
Батлин был напоминанием о том, что в Британии все еще есть что-то особенное; это не могло быть нигде , но Великобритания. Это не была дешевая версия Америки или попытка континентальной изысканности. Да, были итальянские рестораны и тому подобное, которых не было бы, когда приезжала моя мама, но в столовых по-прежнему подавали жареные завтраки, жареные ужины и бисквитные пудинги с заварным кремом. Я понял, что это было одно из тех английских учреждений, о которых Джордж Оруэлл говорил в «Лев и единорог »: место, которое средний класс — то есть такие люди, как я, — рассматривал как что-то почти постыдное, место, над которым можно посмеяться, но почему-то более задумчиво и непринужденно с современной Британией, чем они сами. То, что я не особенно наслаждался этим и не чувствовал себя там как дома, говорит обо мне больше, чем о Батлине.
Покинув Батлин, мы направились на восток, в сторону Лондона, к нашей следующей остановке: Историческому фестивалю Чалк-Вэлли в Уилтшире.
Это глубокий Уэссекс, древнее англо-саксонское королевство, давшее начало самой Англии. Наше путешествие по стране Толкина с холмистыми полями, лесами и нетронутыми деревнями хоббитов напомнило мне о нестареющей преемственности Англии. В целом стране нравится думать о себе как о мини-США, но когда вы забираетесь так далеко в старую Англию, становится очевидным, что это не так: Англия, как и остальная Европа, в каком-то смысле укоренена в месте и во времени. Америки нет.
Тем не менее, хотя мы, несомненно, были здесь глубоко в Англии, это была не та страна, где жил Батлин. Как будто мы вышли из лагеря англо-саксонских крепостных и прибыли на собрание их нормандских лордов. И точно так же, как у Батлина была своя униформа, такая же была и у жителей долины Чалк: все мыслимые оттенки пастельных тонов, льняные куртки и больше пар лодочек, чем на регате Кейп-Код. Приготовив кофе, я услышал обрывок разговора, который был бы невозможен у Батлина. «Нет, никаких обязанностей», — взволнованно сказала одна женщина своей подруге, описывая свою новую работу в качестве члена правления какой-то компании или благотворительной организации.
«Это неисполнительная должность».
На фестивале я встретил друга, историка Дэна Сноу. Мы болтали о глубинах и сложностях Англии. Пока мы смотрели на фестиваль, он указал на ряд складок холмов на другой стороне долины. Эти линии в ландшафте, хорошо заметные глазу, могли быть старыми римскими террасами, сказал он, но никто не знает. Англия настолько глубока местами, что ее секреты остаются сокрытыми.
В такой древней стране имеет ли значение будущее Соединенного Королевства — политического образования, которому всего 100 лет? В конце концов, государство, которое существует сегодня, является продуктом отделения Ирландии в 1921 году. Но даже государство, существовавшее до этого, является относительно современным созданием: продуктом не только одного союза между Англией и Шотландией в 1707 году, но и второго. , между Великобританией и Ирландией в 1800 году.
Соединенное Королевство может распасться, и, возможно, Британия тоже, но Англия, несомненно, останется. Разве это не утешение? Мое чувство печали по поводу ослабления уз, связывающих Великобританию, на самом деле просто эмоциональное. Изменится ли жизнь так сильно?
Если это были мои бредни, то они также вытекали из Леопарда , в котором у принца возникают похожие мысли о Сицилии. «Все будет так же, как и теперь: за исключением незаметной смены классов», — заявляет он, отметая революционные надежды либералов, веривших, что они преобразуют общество. «Салина останется Салиной», — с вызовом говорит он о своей аристократической семье.
Памятник Хоуптаун, Гарлтон-Хиллз, Восточный Лотиан, Шотландия Из Англии мы отправились на север, в Шотландию, которая сегодня ощущается почти как чужая страна. Наш план состоял в том, чтобы совершить грандиозное путешествие по островной периферии Шотландии. Мы проведем неделю на Шетландских островах, архипелаге в 100 милях к северу от материковой части Шотландии, прежде чем отправиться на юг, к соседним Оркнейским островам (еще одна группа островов у побережья), а оттуда через Хайленд к живописным Западным островам Шотландии.
На Шетландских островах вы ближе к Бергену в Норвегии, чем к Эдинбургу, и редко можно было увидеть шотландский флаг. Там люди даже говорили о поездке «в Шотландию». На Оркнейских островах тоже было поразительное чувство разлуки. «Они оба сильно отличаются от остальной Шотландии, — сказал мне Алистер Кармайкл, член парламента от обоих островов. «[Они] скандинавские, а не кельтские».
Оркнейские острова были центром огромного северного мира каменного века. Здесь 5000 лет назад люди эпохи неолита жили и поклонялись в колоссальных каменных храмах, многие из которых сохранились до наших дней. Как и в случае с долиной Чалк, можно посетить крайний север Британии и ощутить успокаивающий фатализм: география — это судьба, Оркнейские острова останутся Оркнейскими, что бы ни случилось с Соединенным Королевством. Тем не менее, хотя это чувство было настоящим, оно также было мимолетным. Непреодолимое чувство, с которым я уехал из Шотландии, было ощущением утраты, а не постоянной стабильности.
Это чувство зародилось на Оркнейских островах, но преследовало меня на протяжении всего моего пребывания в Шотландии. На Оркнейских островах мы посетили дом местного лорда — землевладельца, который когда-то доминировал в жизни острова. Skail House отражает прошлый век и прошлый класс. В каждой комнате набиты трофеи, награбленные с Востока: ковры из тигровой шкуры (с головой), японские шелка, китайская посуда, индийская вышивка. В одной комнате по кругу играет запись последней хозяйки дома. Однако голос не шотландской дворянки, а британской. Сначала я подумал, что это запись Queen.
Запись и семейные сувениры напоминали о том, что даже сама аристократия была национальным британским институтом, растянувшимся на всю страну, обучавшим своих детей в одних и тех же школах, поступавшим на одни и те же службы, управлявшим одной и той же империей. Теперь это почти прошло, жизнь продолжается в тех же костюмах и титулах, но без содержания.
Сегодня эти фигуры звучат не по-британски, а по-английски, представители иностранного класса.
Ничто из этого не означает, что союз рухнет из-за опустошения британской аристократии — конечно же, этого не произойдет. Но эта история, тем не менее, символизирует гораздо более пагубную проблему, разъедающую сердцевину союза: образное ощущение того, кто мы есть.
Повара в кафе возле здания парламента, ЛондонСегодняшняя поездка в Шотландию означает посещение страны, из которой британское государство почти ушло. Национальная промышленность и национальные институты, существовавшие когда-то, исчезли. К тому времени, как мы прибыли в Глазго, мы миновали заброшенный британский ядерный исследовательский центр и заброшенную британскую военную базу. Единственными признаками британского государства были частично приватизированная почта, фунт стерлингов и монархия. Этого действительно достаточно?
Масштабы добровольного ухода британского государства я понял, когда мне нужно было найти способ сделать вторую прививку от COVID в Шотландии.
Номинально в Великобритании есть Национальная служба здравоохранения , но на практике она была разбита на составные (суб)национальные части. В Глазго был гигантский центр вакцинации, доступный для всех. Обслуживание было образцовым: медсестра записала наши данные на iPad, и через несколько минут мы с женой получили вторую дозу. Только позже, когда мы попытались доказать, что у нас была вакцина, все пошло наперекосяк.
После вакцинации в Глазго 20 июля мы потратили пять месяцев, пытаясь получить доказательства от шотландской службы здравоохранения. Проблема была в том, что мы попали в бюрократическую черную дыру, уловку COVID-22, раскрывающую масштабы отступления британского государства.
Чтобы получить подтверждение нашей вакцинации, нам нужно было войти на веб-сайт NHS Шотландии, но для этого нам нужны были данные для входа, которые были доступны только людям, проживающим в Шотландии. Обойти эту круговую логику оказалось почти невозможно, даже попросив NHS Scotland опубликовать подтверждение нашей вакцинации, потому что шотландская служба здравоохранения не отправляет записи за пределы Шотландии.
Нашей единственной надеждой было попросить нашего члена парламента в Лондоне каким-то образом найти способ извлечь доказательства из шотландской системы, но у нее нет власти над системой к северу от границы. Потребовалось вмешательство британского государственного секретаря по вопросам здравоохранения, чтобы изменить систему таким образом, чтобы записи о вакцинации могли передаваться между Англией и Шотландией.
Эта головоломка раскрывает абсурдность конституционного беспорядка в Великобритании, который был предсказуем и предсказуем. В 1998 году Тони Блэр передал власть из Лондона в Эдинбург, предоставив новой шотландской ассамблее полномочия в ряде областей, которые ранее были определены британским парламентом. В дебатах по поводу этого радикального конституционного изменения противники предупреждали, что оно подорвет целостность Соединенного Королевства, создав дисбаланс в самом сердце страны.
Слева: Закрытый ресторан на Темзе. Справа: Раннее утро в финансовом центре Лондона.
Основная проблема заключается в следующем: с отдельным шотландским парламентом шотландские избиратели могут избирать законодателей в британский парламент в Вестминстере, чьи голоса определяют политику, применимую только в Англии. Английские избиратели, тем временем, не имеют права голоса в отношении политики, принятой шотландским парламентом в Эдинбурге, даже несмотря на то, что деньги, используемые для оплаты этой политики, собирает британское правительство. Эта структурная проблема также не имеет решения, потому что для создания Английский парламент на аналогичной основе с шотландским означал бы, что самым важным человеком в стране будет уже не британский премьер-министр, а тот, кто руководил новой английской ассамблеей.
Сегодня Борис Джонсон возглавляет правительство, которое по большей части является английским, и лишь изредка британским. В борьбе с пандемией он действует почти исключительно от имени Англии. В большинстве своих служебных обязанностей он действует как премьер-министр Англии де-факто, и, по крайней мере, психологически, когда он посещает Шотландию, к нему относятся как к иностранному лидеру.
Так не должно было быть. В 1998 году сторонники деволюции заявили, что эта мера не только укрепит профсоюз, но и убьет поддержку шотландской независимости «как камень». По сути, аргумент заключался в том, что в Шотландии будет лучшее из обоих миров — самоуправление и профсоюзы , — поэтому она никогда не почувствует необходимости в формальном отделении.
В Леопард , когда рождается Италия, принц беспокоится о будущем. «Должно быть, присутствовала злая фея неизвестного имени», — говорит он себе — речи в пользу были слишком настойчивы, чтобы быть правдой. «Италия родилась, и можно было только надеяться, что она будет жить в таком виде», — продолжает он. — Любой другой был бы хуже. Но он все равно переживает: «У него было ощущение, что что-то, кто-то умер, бог знает в каком закоулке, в каком уголке народного сознания».
В Британии тоже что-то умерло.
Государства, которые забыли, кто они такие, как правило, недолговечны.
Советский Союз, Югославия, Австро-Венгрия, Королевство Обеих Сицилий: в каждом случае распад произошел из-за требований доминирующего государства в союзе (или из-за пределов союза, в случае Сицилии ) столько же, сколько требование независимости или автономии от периферии.
Одна из проблем Британии заключается в том, что утрата веры в страну сейчас настолько распространена, что трудно понять, можно ли ее восстановить. Профсоюз ставится под сомнение не только валлийскими, ирландскими и шотландскими националистами, но и теперь некогда принадлежавшим к профсоюзу средним классам в Англии, для которых Brexit немного подорвал их веру в Британию. Некоторые просто больше не верят, что это стоит того, чтобы их спасать — что, как и у Батлина, это как-то постыдно или анахронично. Они активно предпочитают мыслить о том, чтобы быть менее могущественной, но более оседлой европейской страной: великой Голландией, а не миниатюрными Соединенными Штатами.
Этот инстинкт небезоснователен. Голландцы больше не являются мировой державой, но тем не менее они богаты и стабильны. Любой, кто ездил в Ирландию в последние годы (как и я в конце своей поездки), должен также признать неприятный вызов, который она представляет для британского профсоюзного движения. И не только потому, что оно тоже богато и оседло, но потому, что в образном смысле знает, кто оно такое.
Ее национальные мифы и истории могут быть такими же фальшивыми, как и в любой другой стране, но она верит в них и продвигает их с помощью символов и церемоний. По сути, это глубоко консервативное государство, которое продвигает сплоченный национализм так, как это просто не делает британское государство. Для Ирландии этот успех несет в себе собственную проблему, поскольку она стремится подчинить себе Северную Ирландию и ее миллионное британское протестантское население, которое не0015, а не делятся этими национальными историями.
Мне кажется, что если Британия хочет выжить, она должна верить в существование такой вещи, как Британия, и действовать так, как будто это так. Йозеф Рот писал, что старая австро-венгерская монархия умерла «не из-за пустого словоблудия своих революционеров, а из-за иронического неверия тех, кто должен был верить в нее и поддерживать ее». Со временем мы вполне могли бы сказать то же самое о Британии.
Именно по этой причине Brexit действует одновременно и как раздражитель, и как потенциальная повязка для профсоюза. По сути, Brexit был утверждением нации — британской нации — но в основном сделанным англичанами. В этом и заключается ее существенный парадокс. Это революция, которая может ускорить распад нации, обнажая ее английскую принадлежность, но также та, которая несет в себе потенциал постепенно восстановить чувство британскости , создав новую национальную отличительную черту от другой: Европа .
За пределами Европейского Союза коллективный опыт Великобритании становится более национальным по определению . Его экономика отличается от экономики ЕС, с отдельными торговыми отношениями, тарифами, стандартами и продуктами. У него будет собственная британская иммиграционная система, пограничный контроль и гражданство. Хорошо это или плохо, Brexit означает, что Великобритания станет более отличной от других стран Европы. Именно по этой причине Brexit делает независимость Шотландии более вероятной в краткосрочной перспективе, но более сложной в долгосрочной, потому что это означало бы установление жесткой границы через остров Британия, в которой не было бы необходимости, если бы Великобритания оставалась в составе ЕВРОСОЮЗ.
Ничто из этого не означает, что членство в ЕС было угрозой британскому национальному единству. Ни одна другая страна в Европейском союзе, кроме Испании, не находится на грани распада. Также важно отметить, что Северная Ирландия не испытает на себе последствия Брексита так же, как остальная часть Великобритании, будучи вынужденной постоянно принимать другие правила, чем материковая Великобритания, чтобы гарантировать отсутствие сухопутной границы с Республикой. Ирландии.
И хотя в Шотландии нет активного британского государства, о котором можно было бы говорить, попытки восстановить чувство британства останутся маргинальными. Со временем Brexit может оказаться тем, что окончательно разрушит союз, или шоком, который положит начало долгому и болезненному процессу восстановления. Если судить по моим путешествиям, Brexit вряд ли станет решающим фактором в любом случае. Если только люди в Шотландии не верят, что они тоже британцы и что британское правительство и государство0015 их правительство и государство, остальное не имеет значения.
В конце The Leopard, , когда принц умирает в старости, он понимает, что его юношеское спокойствие в отношении судьбы своего класса и страны было неуместным — он ошибался, думая, что ничего не изменится. «Значение дворянского рода всецело в его традициях, то есть в его жизненных воспоминаниях», — говорит он себе. Но революция смела старые аристократические привилегии и образ жизни его семьи. Значение его имени, то есть быть благородным, становилось все более и более немногим большим, чем «пустая помпезность».
«Он сказал, что Салина всегда останется Салиной. Он ошибался. Последним Салина был он сам.
Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии остается необычной страной, но ее живые воспоминания умирают. Чтобы выжить, это должно быть больше, чем пустая помпезность.
Британцы и их исключительность
Немногие страны позволили своему чувству исключительности нанести ущерб своим интересам так, как это делает Великобритания.
Британская самоуверенность неоправданна и дорого обойдется.
Большинство стран считают себя исключительными, но лишь немногие когда-либо позволяли своей исключительности наносить ущерб своим экономическим и политическим интересам, как это делает сейчас Великобритания. Почему так много британских политиков, бизнес-лидеров и редакторов газет так уверены в том, что Британия будет процветать без ограничений со стороны ЕС? Почему так много представителей британской элиты считают ЕС препятствием для британского влияния в мире? И Франция, и Германия иногда обуздывают ЕС, но ни одна из них всерьез не думает, что ЕС ослабляет их способность отстаивать свои интересы. Даже сейчас, когда ясно, что Brexit нанесет серьезный ущерб британским политическим и экономическим интересам, немногие влиятельные фигуры в британском бизнесе, политике или СМИ считают необходимым высказаться. Самоуверенности или хладнокровию британцев нет оправдания. Великобритания нуждается в ЕС так же сильно, как немцы или французы.
Британцы менее евроцентричны, чем многие другие европейцы. Как правило, они менее антиамерикански настроены и чаще переезжают на заработки в неевропейские страны. У Британии есть глобальные интересы и возможности, которых нет у малых и средних стран ЕС. Страна имеет постоянное место в Совете Безопасности ООН. Как и Франция, это серьезная военная держава и ядерное оружие. Вопрос в том, почему так много британцев считают, что эти глобальные интересы будет легче защищать за пределами ЕС, чем внутри него.
Французская элита не верит, что способность Франции защищать свои интересы, схожие с британскими, сдерживается ее членством в ЕС. Для французов ЕС всегда частично заключался в том, чтобы запереть Германию в многосторонних европейских институтах и не допустить, чтобы Германия стала слишком могущественной. Но французы всегда понимали, что Франция может оставаться значимой мировой державой, только используя мощь ЕС в целом. Преимущества членства в ЕС для Германии очевидны: страна восстановила легитимность и респектабельность благодаря своему членству в ЕС; включив себя в этот многосторонний проект, ему удалось извлечь большую часть жала из своей истории.
Всегда несоответствие между тем, как страна видит себя, и тем, как видят другие, особенно большое в случае Великобритании
Почему британская элита, а не французская и немецкая, считает, что ЕС им не нужен? Первая причина заключается в их преувеличенном взгляде на историю Британии. Всегда существует несоответствие между тем, как страна видит себя, и тем, как ее воспринимают другие, но это несоответствие особенно велико в случае Великобритании. Великобритания не сталкивалась с необходимостью восстановления легитимности, как Германия после войны, но сходства больше, чем большинство британцев готовы признать. Слишком многие видят в Британии маяк демократии и свободы. Слишком немногие осознают, что колониальная история страны означает, что большая часть остального мира настроена более двойственно — и что Британии меньше доверяют и ею восхищаются, — чем они себе представляют.
Это иллюстрирует акцент, который многие сторонники Брексита делают на Содружестве. Примечательно, что так много бывших британских колоний рады быть членами такого клуба, но, возможно, это потому, что они видят клуб иначе, чем многие британцы. Индия является членом, но не видит оправдания привилегированным экономическим отношениям с Великобританией, о чем свидетельствует довольно ошеломленная реакция индийского правительства на неуклюжий акцент Великобритании на общей истории двух стран как на причине каких-то особых экономических отношений. Ни индийцы, ни любая другая страна Содружества не считают Великобританию лидером организации, как это представляется многим британцам.
Вторая причина враждебности или, по крайней мере, двойственного отношения британской элиты к ЕС заключается в том, что они всегда возмущались тем, что Великобритания играет вторую скрипку по отношению к франко-германской оси. Не вступление в ЕС до 1973 года означало, что ЕС всегда выглядел как франко-немецкий проект, который отдавал предпочтение интересам Франции и Германии в ущерб интересам других государств-членов, особенно Великобритании.
Британская элита всегда возмущалась тем, что Британия играет вторую скрипку после франко-германской оси в #ЕС
Конечно, никто, кто что-либо знает о ЕС, не стал бы утверждать, что Британии не хватает влияния в нем. Страна умело использовала свои связи с США и членство в ЕС, чтобы максимизировать свою ценность для обеих сторон; ЕС помог Великобритании подняться выше своего веса. Великобритания также сыграла важную роль в принятии ЕС либеральной экономической политики и его расширении на Восток. Последнее помогло укрепить английский как лингва-франка в Европе. Британии даже удалось договориться об особом статусе внутри ЕС — части единого рынка, но не члена еврозоны или Шенгенской зоны. Но такого влияния никогда не хватало большей части элиты страны. Для них институты ЕС никогда не выглядели достаточно британскими.
Ощущение экономической неуязвимости Британии вызывает еще большее недоумение. Почему страна, которая значительно беднее Германии, с гораздо меньшим количеством конкурентоспособных на международном уровне отраслей и большей зависимостью от иностранного капитала и управленческого опыта, считает, что может позволить себе выйти из единого рынка? В конце концов, немцы восприняли бы такой шаг как безвозмездное причинение себе вреда. Экономические показатели Британии не лучше, чем у Франции, а по некоторым важным показателям — не в последнюю очередь по производительности — намного хуже. Тем не менее, никто из политического мейнстрима Франции всерьез не питает мысли о том, что французский бизнес или французская экономика выиграют от выхода из ЕС.
Большая часть британской элиты мало знает о том, в чем состоит экономическая сила и уязвимость Великобритании по сравнению с другими европейскими странами. Они поспешили заявить, что Великобритания является шестой по величине экономикой в мире (сразу после Франции), что по некоторым показателям так и есть.
Но мало кто понимает, что три четверти населения страны беднее, чем в среднем по ЕС-15, или что ее показатели роста (по крайней мере, на душу населения) в лучшем случае были посредственными. И мало кто знает, что существует относительно немного компаний, принадлежащих британцам и управляемых ими, с высокими показателями роста. Конечно, в британской экономике есть и светлые пятна, но непропорционально высокая доля этих ярких пятен отражает привлечение иностранного капитала и опыта. Действительно, иностранные предприятия производят более половины экспорта страны. Многие из этих экспортных товаров являются промежуточными товарами — звеньями в международных, преимущественно европейских, цепочках поставок; то есть они уязвимы перед выходом Британии из единого рынка. Самое большое сравнительное преимущество страны заключается в финансовых услугах, и это в значительной степени связано с тем, что Лондон успешно стал доминирующим финансовым центром Европы; Лондонский Сити был относительной заводью до вступления Великобритании в ЕС.
Выход из ЕС сделает Великобританию менее привлекательной для иностранных инвесторов, а не больше, как многие ясно дали понять
Выход из ЕС сделает Великобританию менее привлекательной для иностранных инвесторов, а не больше, как многие из них уже дали понять. В конце концов, решения фирм, куда инвестировать, зависят от небольшой маржи. Если бы британская экономика в большей степени принадлежала и управлялась местными властями, было бы легче понять самоуспокоенность британцев по поводу экономических последствий Brexit; капитал был бы более восприимчив к политическому давлению и, следовательно, был бы менее мобильным. Но для развитой страны, настолько зависимой от иностранного капитала, чтобы сделать что-то настолько разрушительное для ее способности привлекать этот капитал, мало прецедентов.
В основе этого самоуспокоения, по-видимому, лежит убеждение, что Великобритания является настолько привлекательным местом для ведения бизнеса, что инвесторы будут продолжать прибывать, даже если страна покинет ЕС.
Еще одна ключевая причина самоуспокоенности британцев по поводу влияния Brexit заключается в том, что большая часть элиты страны верит в идею ЕС как склеротического, замкнутого экономического провала. ЕС сталкивается с серьезными проблемами, а отношения между его членами прошли испытание еврозоной и кризисом беженцев. Но ЕС далек от британской карикатуры на него как на протекционистский, изолированный и экономически нелиберальный. На самом деле единый рынок ЕС более открыт, чем рынок США. И у ЕС есть хороший опыт защиты вещей, которые, как утверждают британцы, являются сторонниками — международного права, торговли, основанной на правилах, и прав человека.
Основной причиной #Brexit является высокомерие и невежество большей части британской элиты
На первый взгляд, Brexit выглядит как протестное голосование левых. Но основной причиной этого является высокомерие и невежество большей части британской элиты, а не только евроскептиков. Они менее мирские, чем они себе представляют. Их преувеличение британской политической и экономической мощи породило идею о том, что Великобритания может позволить себе выйти из ЕС и даже процветать за его пределами. И они молчаливо поощряют бедных и неуверенных в себе обвинять в своих проблемах членство в ЕС, чтобы отвлечь внимание от провалов внутренней политики. Это сообщение было усилено крайне евроскептическими, а иногда и ксенофобскими печатными СМИ. Ответственные газеты страны неохотно отзываются о ксенофобских изданиях либо из-за преувеличенного уважения к Британии, либо из-за растущего безразличия к стране.
У Британии есть свои сильные стороны, но трудно понять, почему большая часть элиты страны считает, что французы и немцы могут учиться у них большему, чем у французов и немцев, или почему они думают, что Британия будет процветать за пределами ЕС.
. Им следует подумать, почему, когда лидеры Китая, России или США (в большинстве случаев) хотят поговорить с европейским лидером, они направляются в Берлин, а иногда и в Париж, и редко в Лондон. Это не результат членства Великобритании в ЕС, а то, что британское правительство уже несколько лет мало что говорит о самых насущных проблемах дня. А поскольку она маргинализировала себя в ЕС (а затем проголосовала за выход), она больше не может служить полезным мостом в ЕС для США, Китая или Индии. Британцы должны признать, что значительная часть мира видит прошлое Британии иначе, чем сами британцы, и что членство в ЕС часто помогало смягчить эту историческую напряженность, позволяя Британии бить больше, чем ниже своего веса. Широко распространенное в Британии мнение о том, что членство в ЕС экономически сдерживает страну, не выдерживает даже поверхностного анализа. И неспособность признать силу других государств-членов или ЕС в целом означает, что он не может извлечь необходимые уроки из других.
Что теперь будет? Великобритания движется к унижению. Он может отступить, принять постоянную свободу передвижения и юрисдикцию Европейского суда в обмен на доступ к единому рынку, но с небольшим влиянием в ЕС или на международном уровне. Или он может придерживаться своих красных линий и в какой-то момент в будущем заключить чуть больше минимального соглашения о свободной торговле товарами. По этому сценарию британская экономика потерпит крах, причем больше всего пострадают бедные слои населения; популизм обычно сильнее всего бьет по тем, кому якобы помогает. По этому сценарию Великобритания будет отчуждена от своих ближайших союзников — остальной части ЕС — и будет иметь небольшое международное влияние. Реальность в конечном итоге сработает, и эта реальность будет заключаться в том, что Британии необходимо воссоединиться с ЕС. По всей вероятности, в конечном итоге это произойдет, хотя и на неизбежно худших условиях. И тогда ему придется потратить следующие 20 лет, кропотливо восстанавливая влияние, которое оно так небрежно отбросило.