Уроки прошлого: как нацисты навязали жителям Германии идеологию ненависти
«Я хотел бы привести цитату из «Майн Кампф» Гитлера о том, что нацизм как движение не предполагало мобилизации людей, довольных жизнью, — говорит Лаккерт. — Оно было направлено на тех, кто чувствует себя обиженным судьбой, на тех, кто недоволен и настроен критически в отношении существующей действительности. И я думаю о том, насколько этот посыл актуален сегодня, когда столько людей недовольны общественными институтами, недовольны статусом-кво. Нацисты в двадцатых годах прошлого столетия смогли с успехом использовать в своих политических целях гнев и недовольство людей».
Нацисты в двадцатых годах прошлого столетия смогли с успехом использовать в своих политических целях гнев и недовольство людей
По его словам, на протяжении существования Веймарской демократии с 1918 по 1928 годы нацистов никто не воспринимал всерьез — в 1928 году у них было всего 12 мест из 500 в парламенте Германии.
Но за четыре года нацистская партия превратилась из маргинала в ведущую политическую силу страны: в 1930 году они получили 107 мест, а на следующих выборах в 1932 году – уже 230 мест. Они увеличили число своих мандатов с 12 до 230 в течение нескольких лет. «Никто до них не добивался столь стремительного успеха в политической истории Германии или мира, — говорит Лаккерт. – Им удалось получить симпатии миллионов немцев, которые до того момента никогда не представляли, что будут голосовать за столь экстремистскую партию».
Как же им это удалось?
«Они противопоставили себя истеблишменту, — объясняет эксперт. — Лидер партии Адольф Гитлер преподносил себя избирателям как человека, никогда не занимавшего политической должности, человека, ставшего гражданином Германии незадолго до того, как решил баллотироваться. Движение нацистов превратилось в гитлеровское движение. Они сделали своим символом свастику. Гитлер придумал этот логотип, соединив свастику – древний символ, который можно найти во многих культурах, – с цветами имперского флага Германии — красным, черным и белым.
Фото Службы новостей ООН/Р.Абаза
Фото с выставки, рассказывающей о нацистской пропаганде. Она состоялась в ООН в 2017 году.
Но главным был, конечно, не логотип, а привлекательный посыл. «Гитлер предложил людям свободу и хлеб, работу и хлеб. Это замечательные лозунги, которые многим пришлись по душе. Нацисты не говорили, как им удастся этого добиться. Но им верили на слово. Когда люди переживают экономические трудности, они охотно голосуют за обещания, и никто не решится выступить против таких инициатив».
Гитлер предложил людям свободу и хлеб, работу и хлеб. Нацисты не говорили, как им удастся этого добиться. Но им верили на слово
Миллионы немецкой молодежи присоединились к гитлеровцам задолго до того, как это стало обязательным.
«Нацисты понимали важную роль развлечений для продвижения своих идей. Взять, например, настольную игру, выпущенную частным производителем в 1938 году.
Цель игроков – «набрать» как можно больше евреев, отняв у них предприятия. «Набравший» шесть евреев – выигрывает. А в нижнем углу игровой карты написано – «Отправь их в Палестину».
Игра отражала главный посыл нацистов о том, что все евреи должны покинуть Германию, поскольку они были «чуждым элементом для германского общества». Многие люди, даже если они не были антисемитами, привыкли к антисемитизму и перестали даже замечать его проявления. Они просто никак не сочувствовали своим соседям».
Гитлеровская пропаганда культивировала равнодушие и индивидуализм, успешно используя главные идеалы немецкого общества.
Гитлер знал, что немцы не поддержат войну с целью захвата новых территорий. Но они поддержат ее, если речь будет идти о защите их семьи
«Гитлер знал, что немцы не поддержат войну с целью захвата новых территорий. Но они поддержат ее, если речь будет идти о защите их семьи. Они обвиняли евреев в стремлении уничтожить немцев.
Они внушали людям, что евреи стояли за всеми вражескими государствами, которые воевали с Германией. В своей пропаганде – и я думаю, это было очень важно для многих — нацисты объясняли людям, что те не должны лично убивать своих соседей, как это, например, происходило позднее в Руанде. Нацисты говорили своим гражданам – вам не нужно этого делать, позвольте государству защитить вас. И людям было гораздо легче с этим согласиться – я никого не убивал, я просто не сопротивлялся, я просто отвернулся от своих соседей-евреев, я не знал, что их убьют. Психологически гораздо легче принять такую позицию».
Фото Службы новостей ООН/Р.Абаза
Фото с выставки, рассказывающей о нацистской пропаганде. Она состоялась в ООН в 2017 году.
Насколько усвоены уроки прошлого?
Может ли повториться трагедия? Стив Лаккерт говорит, что может. Он привел результаты исследования, проведенного учеными Стэнфордского университета. В нем приняли участие 8 тысяч студентов и школьников, в том числе из престижных университетов.
Подавляющее большинство из них оказалось неспособно отличить серьезные новости от откровенной фальшивки, вброшенной в интернет с целью пропаганды или просто для развлечения. Стив Лаккерт считает это серьезной угрозой для демократии.
ГЕРМАНИЯ — ДЛЯ НЕМЦЕВ
Ежегодно миллионы людей срываются с насиженных мест и бегут от голода, войны, политического насилия в богатые и демократические государства. В Европе «страной обетованной» стала Германия, куда устремляется значительная часть беженцев из голодных регионов Африки, воюющих Балкан и Афганистана. Сюда рвутся из экономически нестабильного СНГ и другой нищенствующей тьмутаракани. Поток этот не мелеет: только в прошлом году ФРГ приняла 33% соискателей убежища, общее количество которых в странах ЕС составило 299 тысяч человек.
В этой связи Союз германских общин и городов потребовал от федерального правительства воспользоваться председательством в Европейском сообществе, чтобы добиться «гармонизации» международного права для беженцев.
То есть речь идет попросту о том, чтобы «раздать» беженцев поровну всем странам ЕС, установить квоты каждому государству содружества на прием «военных беженцев» из Боснии, а также равномерно распределять финансы, выделенные на обеспечение существования соискателей политического убежища. В том числе через усиленное финансирование мер по устранению причин в «проблемных» странах.
Такую реформу предложил сообществу министр внутренних дел ФРГ Отто Шили. И отнюдь не из-за одного только желания прослыть реформатором. В Германии проблема иностранцев вдруг стала одной из главнейших в политической жизни страны.
Постигать головой,
а не животом
Иностранцы появились в Германии не вдруг. Много их приехало сюда 30-40 лет назад по приглашению германского правительства на «временную» работу — для восстановления разрушенного во время второй мировой войны хозяйства. Немало так называемых «гастарбайтеров» прижились здесь. Да так и остались навсегда. Ныне в ФРГ насчитывается 7,4 миллиона иностранцев.
Из них 22% составляют выходцы из других стран-членов ЕС, 29% — турки (самая многочисленная иностранная община Германии). На долю представителей народов бывшей Югославии приходится 10%. Выходцы из других европейских стран составляют 19%, представители государств Азии — 11%, Африки — 4%, Америки и Австралии — 3%. Примерно 2% иностранцев официальная статистика относит к группе лиц с «неустановленной национальностью».
Получить немецкое гражданство для иностранцев — дело хотя и не невозможное, но довольно сложное. И количество получающих вожделенный паспорт неуклонно сокращается. Например, в 1997 году таких оказалось 83 тысячи человек, что на 4% меньше, чем в 1996 году. Примерно половину новых граждан составляют турки.
Неграждане уже давно стали в Германии серьезным экономическим фактором. Иностранцам принадлежит 281 тысяча фирм, что составляет 6,3% всех зарегистрированных в стране предприятий. Лидерство в сфере бизнеса прочно захватили турки, они владеют 22,9% принадлежащих иностранцам предприятий.
По разным оценкам, сумма частных вкладов турок, проживающих в Германии, составляет от 30 до 50 миллиардов марок. Только в виде налогов они ежегодно платят в немецкую казну 6 миллиардов марок.
Не менее активны в сфере бизнеса и греки, итальянцы, испанцы, проживающие в Германии.
А еще все они — поляки, русские, украинцы, албанцы, югославы, африканцы, афганцы (список может получиться внушительный) — очень хорошо убирают мусор и чистят общественные туалеты, моют полы и посуду в кнайпах и ресторанах, словом, выполняют такую работу, за которую вряд ли возьмется уважающий себя немец. И это если еще очень повезет. Многие же глухо садятся на социальное пособие, за что, естественно, благодарны стране, приютившей их. Конечно, не все они паиньки. Бывают случаи и нарушений, и преступлений, как, собственно, и у всех других людей. За что, конечно, коренное население гостей не жалует.
…В конце февраля все средства массовой информации ФРГ сообщили о бессмысленной смерти 28-летного Омара бен Ноуи, который стал жертвой «бритоголовых» (так называют неонацистов в Германии) в местечке Зембтен, что в земле Бранденбург.
Единственное его преступление состояло в том, что он не родился немцем, а был алжирцем — одним из сотен соискателей убежища в сытой и благополучной Германии. Обычный вечер в дискотеке, уже не кажущаяся чем-то особенным драка с местными. А потом — бешеная охота за человеком с «неарийской внешностью». Новые «сверхчеловеки» просто загнали парня: в панике он попытался спастись бегством в подъезде дома. Слыша угрозы и брань, он разбил стеклянную дверь, порезал артерию на ноге и скончался тут же, на лестнице, от большой потери крови…
И это не единичный случай, мягко говоря, недружественного отношения к иностранцам. Естественно, к иностранцам — выходцам из бедных стран.
Такое положение вещей тревожит общество в целом. Недавно журнал «Time» дал безжалостную характеристику двум восточным землям — Бранденбургу и Саксонии-Анхальту, назвав их европейскими «горячими точками», где действуют неонацисты и куда впору вводить миротворческие войска ООН. Не добавляет оптимизма и то, что в этих землях действуют три партии, проповедующие расизм, насилие и ненависть к инородцам.
Что касается официальных властей, то они удручены случившимся и, естественно, пообещали, что преступники получат по заслугам. И суд состоялся: ввиду отсутствия состава преступления задержанных «бритоголовых» отпустили — алжирец ведь «сам» врезался в стеклянную дверь…
Политики призывают понять проблемы иностранцев головой, а не животом. Правда, их призывы как-то мало трогают обычных граждан-налогоплательщиков, за чей счет содержатся неработающие иностранцы. Они усвоили давно и, кажется, навсегда: пришлые отрывают от их рта.
Ну а иностранцы? Многие из них родились в Германии и больше ощущают себя немцами, чем кем-либо иным. И если родители многих из них, всю жизнь проработав на стройках «народного хозяйства», более-менее спокойно относятся к своему негражданскому статусу, то они сами, а зачастую уже и их дети, выросшие и получившие образование в ФРГ, с таким положением вещей мириться не желают. Тем более, что в общий котел общества они вносят не так уж и мало.
Поэтому вопрос об их гражданском статусе назревал уже давно.
К слову сказать, законодательство, касающееся этой сферы, чуть ли не самое консервативное в Германии: оно не пересматривалось, не изменялось и не дополнялось с 1912 года. А вообще табу на этот вопрос в последние 16 лет своего правления наложил Гельмут Коль. Что касается двойного гражданства, то прежнее правительство его категорически не воспринимало. Поэтому поистине революционным можно считать реформу этого законодательства, предложенную новым коалиционным правительством, — о допущении в стране двойного гражданства.
Предполагалось, что после изменений в законодательстве гражданство будут предоставлять, исходя не из принципа национальности, а руководствуясь фактом того, что данное лицо родилось или постоянно проживает на территории Германии. В результате такого шага только в ближайший год немцами могли стать полмиллиона иностранцев, а за четыре последующих Германия приобрела бы от 1,5 до 2 миллионов новых граждан.
Следует заметить, что этот пункт программы канцлера Герхарда Шредера — чуть ли не единственный, который, как говорится, выполнялся без сучка и задоринки.
И когда оппозиционный партийный блок ХДС/ХСС в первый раз обвинил его в дешевом популизме, дескать, Шредер хочет получить дополнительные миллионы голосов на следующих выборах, то он не столько недооценил этого выпада, сколько не обратил на него внимания. Но и оппозиция, кажется, не восприняла всерьез попытки канцлера реформировать то, что в Германии пока не реформируется. А когда поняла, что у Шредера есть все шансы провести этот законопроект (правящая коалиция имела устойчивое большинство в бундестаге и бундесрате), то начала наступление по всем фронтам.
Камень преткновения
А фронт оказался более взрывоопасным, чем предполагалось. Лидеры оппозиции, заявив, что признание двойного гражданства чревато чуть ли не подрывом основ германской государственности, начали сбор подписей против такого шага, надеясь, что население тоже выскажется против выдачи немецких паспортов проживающим в стране иностранцам. Председатель Христианско-демократического союза Вольфганг Шойбле так объясняет жесткую позицию своей партии: двойное гражданство «затруднит интеграцию» иностранцев и «усилит отрицательное отношение» к ним коренных жителей.
Еще более категоричен лидер ХСС, премьер-министр Баварии Эдмунд Штойбер, заявляя, что двойное гражданство представляет для безопасности страны большую угрозу, чем ультралевые группировки, наводившие ужас на Западную Германию в конце 70-х. И хотя при этом баварский премьер сослался на 11 тысяч курдов — сторонников запрещенной Курдской рабочей партии, практикующей насильственные методы политической борьбы, многие иностранцы восприняли это заявление как оскорбление. ХСС также предложила ввести квоты на приток иностранцев в рамках так называемого воссоединения семей, а детям старше 10 лет, не владеющим немецким, такой въезд вообще запретить.
Поначалу спор из-за двойного гражданства выглядел как обыкновенная политическая дискуссия, а инициатива ХДС/ХСС встретила вежливый отпор со стороны всех других парламентских партий, включая бывшего партнера по прежней коалиции — либералов. Даже в консервативных кругах идея «референдума по иностранцам» понравилась не всем. Некоторые представители ХДС/ХСС, выступающие против двойного гражданства, и те назвали идею «несостоятельной с точки зрения гуманизма и наносящей ущерб христианско-демократическим принципам».
А молодые члены оппозиционного блока отвергли референдум как антигуманную и политически опасную меру.
А тем временем сбор подписей против двойного гражданства все более превращался в активную пропагандистскую кампанию. Лидеры оппозиции называли количество подписей, собранных в землях: 200 тысяч — в Баварии, 100 тысяч — в Бранденбурге, несколько сот тысяч в восточных землях. Количество людей, «ставящих крест» на иностранцах, все возрастало…
Герхард Шредер пытался и так, и сяк взывать к гражданской совести соотечественников. В одном из интервью он заявил:
«В Германии живут миллионы иностранцев. И это факт неоспоримый. Значит, нужно проводить по отношению к ним более реалистичную политику. Иммиграция не может быть неограниченной, но при установлении границ необходимо руководствоваться здравым смыслом. Мы должны принимать эмигрантов, которых хотим иметь в своей стране, и давать убежище тем, чьей жизни угрожает опасность на родине. Но мы должны правильно распределить бремя иммиграции в Европе.
Несправедливо, что половина, а то и 60 процентов иммигрантов приезжают именно к нам. Нужна единая общеевропейская иммиграционная политика. Я считаю, что и те, кто родился здесь, и даже иммигранты во втором и третьем поколениях имеют право на двойное гражданство. Пусть они получат возможность стать гражданами Германии, не теряя при этом гражданство, например, Турции. У меня есть и личные основания настаивать на этом. Моя падчерица американка, и я хочу, чтобы у нее было и германское, и американское гражданство».
Хотения, как подтвердило дальнейшее развитие событий, оказалось мало. Оппозиция прекрасно знала, на каких чувствах немцев можно играть.
Ее лидеры и сами прекрасно понимали, что сбор подписей изменить ситуацию не может. Другое дело — запустить пробный шар, попытаться сплотить сторонников оппозиционного блока вокруг конкретной идеи — «чистоты» германской нации накануне земельных выборов в Гессене. Правда, наблюдатели и эксперты в один голос утверждали, что шансов сорвать реформу закона о гражданстве у оппозиции нет, а на победу в выборах в Гессене ей и вовсе нечего рассчитывать — там прочно лидируют социал-демократы.
Но все ошиблись. В Гессене на земельных выборах 7 февраля случилось настоящее «землетрясение»: победил Христианско-демократический союз, похоронив надежды правящей коалиции принять закон о двойном гражданстве. Ведь СДПГ и «зеленые» таким образом утратили контроль над верхней палатой федерального парламента — бундесратом, где Гессен представлен пятью депутатами. А это значит, что ХДС в коалиции со Свободной демократической партией сможет блокировать принятие закона о двойном гражданстве в его нынешней редакции. И не только этот закон. Так что Герхарду Шредеру придется или искать компромиссы, или отступать. Аналитики утверждают, что скорее второе.
По сути, Германия остается, пожалуй, одной из немногих стран мира, где можно говорить — в полном смысле слова — о кровном единстве народа. Ведь гражданином Германии можно стать только в случае, если хотя бы один из предков имел германский паспорт. Это и привело к ситуации, когда среди 80 млн. человек, населяющих страну, 7,4 млн. иностранцев.
Одни живут здесь десятилетиями, другие здесь родились и даже никогда не видели той страны, гражданами которой они являются по документам.
И вот министр внутренних дел Отто Шили представляет свой проект реформы в бундестаге…
Революционное новшество — отказ от принципа крови. Дети, родившиеся в Германии от родителей, в течение длительного срока живущих в стране на законных основаниях, с момента рождения имеют два гражданства, но в 23 года молодые люди должны выбирать одно из них. Иностранцы, приехавшие в Германию в зрелом возрасте, могут претендовать на гражданство не после 15, а уже после 8 лет проживания в стране. Двойное гражданство будет возможно, как и сейчас, лишь в исключительных случаях. Иностранцы, получающие немецкое гражданство, должны будут доказывать знание немецкого языка и клясться на верность Конституции.
Правда, по поводу верности один из социал-демократов напомнил, что королева Нидерландов имеет четыре гражданства, но никому не приходит в голову сомневаться в ее лояльности.
А второй аргумент правых отпарировал Шили: человек не рождается фанатиком или преступником. Более того, ребенок немецких родителей тоже, к сожалению, может стать преступником.
Министр иностранных дел напомнил, что новый законопроект является компромиссом, который, правда, нужно рассматривать как окончательный для нынешнего правительства. Однако необходимость полноценной реформы закона о гражданстве все еще сохраняется.
Представители обществ иностранцев разочарованы тем, что такой важный проект демократической реформы в конечном итоге превратился лишь в косметическую операцию и означает явный откат по сравнению с существующими в мире нормами.
С паспортом
ты — человек,
а без паспорта…
Удивительное дело, но двойное гражданство в других странах Европейского союза не является причиной для брожений в обществе. Это обычная практика в Англии, Франции, Голландии, Бельгии, Италии, Португалии, Греции, Дании. Почему же немцы боятся, что иностранцы станут их соотечественниками?
Опросы показывают, что большая часть респондентов категорически не приемлет двойного гражданства, так как «опасается за будущее своей родины», «не считает это целесообразным», а попытки правящей коалиции реформировать закон о гражданстве объясняет не заботой о будущем людей, проживающих в ФРГ, а желанием заручиться поддержкой нескольких миллионов новых граждан на федеральных выборах 2002 года.
Некоторые немцы считают, что если правительство реформирует закон о гражданстве, то влияние иностранцев в экономике дополнится влиянием политическим, что устраивает далеко не всех. А может быть, никого вообще.
Но наиболее доходчиво положение вещей объяснил мне сосед, всю жизнь проработавший на одном из фармацевтических предприятий:
— Я вовсе не против африканцев, турок, алжирцев и прочих людей, которые убегают в Германию от лишений, гонений и голода. Многие из них не могут найти работу, но многие и не желают ее находить в силу своих низких потребностей. Социальной помощи до одной тысячи марок вполне достаточно, чтобы сытно есть, не утруждая себя работой, а жилье они тоже получают бесплатно. Статус негражданина не позволяет им вызвать в Германию свои часто многочисленные семейства. Сейчас это возможно лишь в случае, если приглашающий родственников способен их самостоятельно содержать. Двойное гражданство или упрощение его обретения автоматически позволит перевезти сюда семьи, непременно потащит за собой проблему сугубо финансовую — ведь все прибывшие хотя бы на первых порах будут нуждаться в социальной помощи.
Related video
У каждого своя правда …
Германия стала толерантной нацией только маленькими, болезненными шагами
После 12 лет фашизма, шести лет войны и концентрированного геноцида Холокоста национализм должен был быть полностью дискредитирован. Но это не так. Десятилетиями сохранялись националистические настроения. Они преобладали по обе стороны так называемого «железного занавеса» и преобладали на Глобальном Севере, а также в развивающихся странах Глобального Юга. Даже в Федеративной Республике Германии отворачиваются от «клетки под названием Отечество» — как говорит главный герой романа Вольфганга Кеппена Китенхойве 9.0003 The Hothouse (1953), прозванный его удручающе националистической Западной Германией, начался не сразу.
Однако когда поворот все-таки начнется, страна Китенхьюв отправится в замечательное путешествие — не мчащееся по шоссе к космополитизму, а скорее медленное, требующее серии небольших шагов, ведущих к постепенному созданию более миролюбивой , разнообразная и исторически честная нация – лучшая Германия.
После краха Третьего рейха немцы широко обвиняли другие страны во Второй мировой войне. «Каждый немец знает, что мы не виновны в развязывании войны», — утверждала в 1919 году нацистская журналистка Хильдегарда Розелиус.46. С «каждым немцем» это знакомство американского фотографа Маргарет Бурк-Уайт, безусловно, преувеличено. Но в 1952 году 68% опрошенных немцев дали другой ответ, чем «Германия», на вопрос о том, кто развязал Вторую мировую войну, и только в 1960-х годах это мнение оказалось в меньшинстве.
В середине 1950-х почти половина всех опрошенных немцев ответили «да» на утверждение, что «если бы не война, Гитлер был бы одним из величайших государственных деятелей 20-го века».
До конца 19-го векаВ 50-е годы почти 90% ответили иначе, чем «да», когда их спросили, должна ли их страна признать линию Одер-Нейсе, новую границу с Польшей. Возможно, наиболее показательным было их отношение к евреям. 12 июня 1946 года Ханна Арендт рискнула сказать Дольфу Штернбергеру, одному из самых видных публицистов оккупированной Германии, что «Германия никогда не была более антисемитской, чем сейчас». как принадлежность к другой расе, в то время как только 10% думали об англичанах в таких терминах.
Сумма этих мнений позволяет предположить, что клетка Китенхёва под названием «Отечество» оставалась закрытой более двух десятилетий после падения Третьего рейха.
Как и в большинстве стран Европы, да и всего мира, в Германии не было мощного альтернативного националистическому дискурсу. До 1970-х годов Декларация прав человека Организации Объединенных Наций не имела большого влияния в послевоенной Европе. Региональная принадлежность, например, к Европе (или к панафриканизму или панарабизму), была более жизнеспособной, но пока ограничивалась небольшим числом элит.
Решительная защита капитализма также мало способствовала истощению запаса националистических клише. А на западной стороне железного занавеса антикоммунизм поддерживал, а не подрывал вдохновленный нацистами национализм.
Более того, послевоенный мир был наводнен новыми национальными государствами, особенно в постколониальную эпоху. В 1945 году в ООН была представлена только 51 независимая страна: 30 лет спустя их было 144. Будь то Индия Джавахарлала Неру или Гана Кваме Нкрумы, национализм и обещания самоопределения разожгли антиколониальные движения за независимость в Азии и Африке. В Европе национализм также продолжал формировать притязания на групповые права и территориальные границы. В Германии, разделенной и не полностью суверенной до 1990, в нем обсуждались возможное объединение, право изгнанных этнических немцев вернуться на свои восточноевропейские родные земли и законность восточных границ Германии. Действительно, только в 1970 году, спустя четверть века после войны, Федеративная Республика Германия наконец признала законной границу Германии (установленную на Потсдамской конференции в 1945 году) с Польшей.
И все же против признания выступила почти половина граждан Западной Германии.
Привычки мышления когда-то нацистской вооруженной нации составляли один набор подкреплений
Распространенность исключающего национализма в послевоенный период также отражала новую лежащую в основе реальность. Вторая мировая война создала Европу, состоящую из почти однородных национальных государств. Ряд западноевропейских стран, которые сейчас считаются разнообразными, в то время были прямо противоположными. Население Западной Германии, родившееся в чужой стране, составляло всего 1,1 процента, и этот мизерный процент оказался парадигмой для мозаичного континента в целом. В Нидерландах еще меньше иностранцев, а в Бельгии, Франции и Великобритании иностранцы составляют менее 5% населения. В межвоенные годы в восточноевропейских странах, таких как Польша и Венгрия, проживали значительные этнические меньшинства и большое еврейское население. В послевоенный период и тех, и других практически не было, и поляки и венгры были в значительной степени предоставлены сами себе.
Европейцы в пучине деглобализации тоже часто не выходили за свои границы, и немцы не были исключением. В 1950 году большинство немцев никогда не были за границей, кроме как в качестве солдат. Около 70 процентов взрослых женщин вообще никогда не покидали Германию. Путешествия, роскошь, которой наслаждались немногие, начали набирать обороты только в середине 1950-х годов, а международные путешествия стали по-настоящему массовым явлением только в 1970-х, когда у большинства людей были собственные автомобили. В первые десятилетия туризма немцы в основном посещали немецкоязычные направления, такие как замки на Рейне или северные склоны Альп. В эти десятилетия немногие немцы, за исключением высокообразованных, знали иностранные языки, и большинство других европейцев, если не считать рабочих-мигрантов, ничем не отличались.
Таким образом была укреплена клетка под названием Отечество. Сохранение в мире национализма образа мыслей некогда нацистской вооруженной нации составляло один набор подкреплений.
Относительная однородность послевоенных наций и отсутствие опыта мирного времени за границей составляли другую проблему. Было также третье усиление, удерживающее клетку закрытой. Это было то, что немцам было что скрывать.
В послевоенное время в Германии было полно военных преступников. Европейские суды осудили около 100 000 немецких (и австрийских) правонарушителей. Сумма обвинительных приговоров, вынесенных союзниками по Второй мировой войне, включая США, Советский Союз и Польшу, еще больше увеличивает это число, равно как и более 6000 правонарушителей, которых западногерманские суды отправили бы в тюрьму, и почти 13 000 преступников, приговоренных к тюремному заключению. гораздо более суровый судебный режим Восточной Германии осужден.
Тем не менее, многое еще предстояло скрыть. Ниже в нацистской цепочке командования пугающее количество преступников различных оттенков соучастия отделались без наказания или последствий. Достаточно двух резких примеров. Только 10 процентов немцев, когда-либо работавших в Освенциме, даже предстали перед судом, и только 41 из примерно 50 000 членов кровавых немецких полицейских батальонов, ответственных за убийство полумиллиона человек, когда-либо видели внутреннюю часть тюрьмы.
Суды и приговоры раскрывают лишь часть истории соучастия. Многие немцы, не причастные непосредственно к преступлениям, получили недорогое имущество и товары. Подробные отчеты из города Гамбург на севере Германии показывают, что только в этом городе около 100 000 человек купили конфискованные товары на аукционах еврейских товаров. По всей Федеративной Республике дома, синагоги и предприятия, когда-то принадлежавшие соседям-евреям, теперь оказались в руках немцев. Mutatis mutandis , то, что было верно для числа людей, причастных к убийствам и грабежам Третьего рейха, также верно и для того, что люди знали. « Davon haben wir nichts gewusst » («Мы ничего не знали об этом [убийстве евреев]»), — не уставали повторять западногерманские граждане в первые послевоенные десятилетия. Историки сейчас спорят о том, знали ли на самом деле треть или даже половина взрослого населения о массовых убийствах, даже если большинство ученых признает, что лишь немногие немцы имели подробные сведения об Освенциме.
Немцев здесь тоже разделила европейская судьба, хотя им было что скрывать. В своей новаторской статье «Прошлое — это другая страна: мифы и память в послевоенной Европе» (1992) покойный Тони Джадт указал на ставки, которые почти вся оккупированная Европа делала для сокрытия сотрудничества с нацистскими повелителями. Дело было не просто в забывчивости, как иногда полагают. Скорее, это включало в себя постоянное и сознательное сокрытие. В конце концов, многие люди (особенно в Восточной Европе, где проживало преобладающее число евреев) обогатились, просыпаясь, как говорится, в «еврейских мехах» и занимая еврейские дома, что, несомненно, было одним из величайших насильственных реальных действий. -усадебные трансферы современной истории.
По всем этим причинам покинуть клетку под названием Отечество было нелегко, и вместо того, чтобы представлять себе, как секретный ключ открывает ее дверь, имеет смысл проследить тяжелую работу, связанную с освобождением трех ее основных измерений: воюющей нации.
, однородная нация и нация прикрытия. Только после того, как западные немцы смогли распрощаться с этими ментальными шаблонами, они смогли начать выходить из клетки. К счастью, в послевоенную эпоху Германия была благословлена длительным процветанием, увеличением иммиграции и течением времени. Вместе с небольшими, часто смелыми шагами отдельных лиц и институтов эти факторы позволили западным немцам в конечном итоге принять мир, разнообразие и дело исторической правды: короче говоря, выйти из клетки.
Типичная для наций, когнитивно все еще находящихся в состоянии войны, проблема для многих немцев воспринималась как измена лет оккупации. Штернбергер, который отрезал букву «А» от своего имени, выступал за другой тип нации, который требовал открытости и вовлеченности, но не заканчивался прославлением убийств и смертей на войне или маргинализацией и преследованием других. . Нация как источник жизни, как попечитель своих граждан, а не как средство власти, экспансии, войны и смерти: таково было первоначальное видение Штернбергера.
Это была концепция Германии, которую постепенно приняли западные немцы, символически заменив государство войны государством всеобщего благосостояния, заменив казармы и танки универсальными магазинами и мощными автомобилями. Благодаря бархатному переходу, в ходе которого ВВП на душу населения увеличился практически в четыре раза между 1950 и 1980 годами, немцы пришли к выводу, что их недавнее демократическое прошлое гораздо предпочтительнее даже мирных лет Третьего рейха. Забыв, насколько прочной и тесной была клетка в послевоенный период, современные критики часто насмехались над этим неглубоким объятием «демократии хорошей погоды». Тем не менее, теперь мы знаем более широко, что процветание и отсутствие войн являются фундаментальной предпосылкой глобального перехода к демократии, большая часть которого произошла в послевоенную эпоху. В 1939, примерно 12 процентов населения мира жили в демократиях, но к концу 20-го века их было почти 60 процентов.
Медленный отход Германии от менталитета вооруженной нации был необходим для ее присоединения к демократиям мира.
Но выход был отнюдь не легким. В этом контексте поучительна спорная увековечивание памяти консервативных участников сопротивления, которые пытались и не смогли убить Гитлера 20 июля 1944 года. В 1951 году около 40 процентов немцев заявили, что они за участников сопротивления, а около 30 процентов были против них, а остальные не знали о так называемой операции «Валькирия» или не были в этом уверены. Типичная для наций, когнитивно все еще находящихся в состоянии войны, проблема для многих немцев воспринималась как измена во время войны. Особенно это касалось мужчин. Более половины всех немецких мужчин считали покушение аморальным. И даже из тех, кто это одобрял, значительное число считало, что сопротивляющимся следовало подождать до окончания войны.
Стойкость этого менталитета вооруженной нации затмила один из самых спорных вопросов ранней Федеративной Республики: воссоздание в 1955 году армии. Возникла широкая коалиция, включающая от церковных организаций до профсоюзов, чтобы предостеречь от последующей ремилитаризации немецкого общества.
Когда стало ясно, что армия будет возрождена, те же активисты работали над тем, чтобы солдаты были «гражданами в погонах», готовыми отказаться от заведомо неэтичных приказов. Таким образом, в замысле новой армии, 9-й0003 Бундесвер , олицетворявший неприятие прусских и нацистских традиций. Тем не менее около 80 процентов офицеров этой недавно созданной федеральной обороны когда-то служили в вермахте , вооруженных силах нацистской Германии.
Основные координаты вооруженной нации – как это было в первую четверть века после окончания Второй мировой войны. Однако постепенно европейцы, по словам военного историка Майкла Говарда, «изобрели мир» и стали воспринимать войну как неестественное состояние, неподходящее для цивилизованных обществ.
Спор был не о том, следует ли разрешить иностранным рабочим остаться, а о том, на каких условиях и с какой поддержкой
В послевоенной Германии отказ от военной службы по соображениям совести был надежным показателем этого нового отношения к миру.
В первые годы бундесвера почти все призванные юноши явились на службу. Но к началу 1970-х годов количество заявлений о признании отказниками от военной службы по соображениям совести превысило 20 000 и продолжало расти на протяжении 19-го века.70-х и 80-х, так что за два года до объединения число претендентов приблизилось к 80 000 человек. К этому времени немецкие движения за мир, реагируя на то, что сверхдержавы превратили две Германии в вооруженные лагеря, подорвали престиж всего военного среди молодежи. К 2000 году немцы были одними из наименее желающих брать в руки оружие и сражаться за свою страну: только треть опрошенных заявили, что готовы это делать.
Выход из клетки под названием Отечество также длился дольше тех, кто видел принадлежность в этническом плане и представлял нации как этнически однородные единицы. Этот второй выход тоже начался позже противостояния с милитаристским прошлым Германии и, по иронии судьбы, это было строительство Берлинской стены 13 августа 1919 года.
61, что сильно его ускорило. Стена, призванная положить конец оттоку квалифицированных молодых людей из Восточной Германии на Запад, в краткосрочной, но не в долгосрочной перспективе разожгла национальные страсти. Следующее поколение молодых западных немцев пришло к выводу, что решение «два государства, одна нация», как позже выразился канцлер Западной Германии Вилли Брандт, было постоянным. Стена также ускорила усилия Западной Германии по привлечению 90 003 гастарбайтеров и 90 004 (гастарбайтеров) в связи с массовым притоком из Восточной Германии (более 3 миллионов человек в возрасте от 19 до 19 лет).45 и 1961) внезапно остановились.
К 1982, когда Западная Германия все еще не оправилась от нефтяного кризиса, а безработица колебалась на уровне 10 процентов, в стране внезапно появилось 7,5 процента населения иностранного происхождения. Почти 80% западных немцев считали, что теперь в их стране живет слишком много иностранцев. Такого мнения придерживались даже 60% западных немцев, идентифицирующих себя с новой Партией зеленых.Уже начались дебаты, которые продолжаются и по сей день, о том, в какой степени Западная Германия стала тем, что Хайнц Кюн, уполномоченный по делам иностранцев в правительстве Гельмута Шмидта, назвал бы «нацией иммигрантов». Произошла необратимая ситуация, писал Кюн в 1919 г.79, и «тем, кто желает остаться… должна быть предложена безусловная и постоянная интеграция». остаться в Германии, но на каких условиях и с какой поддержкой. Это также способствовало зарождающейся дискуссии о том, в какой степени иностранцы были не гостями, а согражданами.
В жизни наций небольшие открытия могут иметь серьезные последствия.
В эти послевоенные годы общее благополучие позволило немцам путешествовать как туристы, а не как солдаты, и действительно, ни одна крупная европейская страна не поставляла в другие европейские страны столько туристов, сколько Западная Германия. Что еще более важно, процветание продолжало привлекать рабочих в Федеративную Республику. К концу века в объединенной Германии будет проживать иностранцев примерно в восемь раз больше, чем в 1950 году; в процентном отношении население иностранного происхождения в 2000 году ненамного отставало от населения США.
Тем не менее, несмотря на то, что замкнутость предыдущих десятилетий исчезла, этническая сегрегация осталась, а антииностранные настроения продолжали отравлять как частную, так и общественную сферу. Действительно, после объединения в 1990 году оно разразилось большим насилием, чем когда-либо прежде. Начиная с городов на востоке, где был высокий уровень безработицы, перспективы были мрачными, а опыт общения с иностранцами ограниченным, жестокие и часто смертельные акты насилия против иностранцев происходили в Хойерсверде, Дрездене, Ростоке-Лихтенхагене и многих других общинах и вскоре перекинулись на Западную Германию.
К 1993, экстремисты, настроенные против иностранцев, убили почти 50 не немцев, а к концу десятилетия — более 100.
Неужели концепции иммигрантской нации пришел конец, как многие предупреждали? Лучшие доказательства говорят об обратном. В ответ на убийства сотни тысяч немецких протестующих (по некоторым оценкам, более миллиона) вышли на улицы, чтобы публично противостоять насилию. Это были мужчины и женщины всех возрастов, слоев общества и политических убеждений. Многие никогда раньше не демонстрировались. Но они хотели, чтобы мир знал, что «мы не такие». «Мы» были для них важны. Ибо они призывали против ксенофобных националистов среди них и за более инклюзивную нацию. А к концу 19В 90-е годы этот всеобщий призыв стал трансформироваться в жесткую политику. В 2000 году новые положения о гражданстве отразили новый инклюзивный дискурс, сделав значительные уступки jus soli , идее о том, что вы являетесь гражданином места, где вы родились, в отличие от jus sanguinis , более старой немецкой меры, определяющей гражданство по крови.
Почти сразу около миллиона иммигрантов стали гражданами Германии. С середины 1990-х годов количество бинациональных браков удвоилось и составляет более 7% всех гетеросексуальных браков в Германии. Однако новая иммиграционная нация была далеко не безальтернативной территорией, как показал подъем ксенофобских популистов в разгар кризиса беженцев 2016 года. А ведь и здесь, как и в 19В 90-е годы количество немцев, вышедших на публичные демонстрации за толерантность и протянувших руку помощи, было похвально.
Кропотливая работа по увековечиванию памяти, отсутствовавшая в прежние десятилетия, теперь была продолжена с удвоенной силой
Наиболее примечательной была, однако, третья трансформация: то, как Германия встретила свое прошлое. Не сразу с этим столкнулся. Конечно, можно оправдать утверждение, что только после того, как основные военные испытания были пройдены, а реституция собственности была урегулирована и урегулирована, можно было даже начать подлинный и честный поворот к прошлому.
Следуя этой логике, можно было ожидать всплеск интереса к национал-социалистическому прошлому после процессов конца XIX века.50-х и начала 60-х. Но в конце 1960-х страстное убеждение, а не терпеливое переосмысление, было в порядке вещей, а политическая идеология вместо углубленного исторического анализа часто мешала пониманию. Остается спорным утверждение о том, что серьезный и устойчивый интерес к периоду национал-социалистов не возник в конце 1960-х, а вместо этого наступило «второе забвение», как описал 1970-е один ведущий западногерманский историк.
Интерпретация, которая преуменьшает значение прорыва конца 19 века.60-е переносят поворот на конец 1970-х и начало 80-х, когда сошлись четыре события. Первым было 40-летие в 1978 году Ноябрьского погрома ( Хрустальная ночь ) 1938 года; он породил множество памятных дат, особенно в крупных городах Западной Германии. Вторым был показ мини-сериала американского телевидения « Холокост » (1978). Некоторую часть его видели до 20 миллионов немцев, в основном в Федеративной Республике, и сама его повествовательная структура побуждала их отождествлять себя с главной героиней — бесстрашной Ингой Хелмс Вайс, которую играет Мерил Стрип, которая вышла замуж за еврейскую семью.
и сделала все возможное, чтобы спасти их. Третьим событием, менее часто обсуждаемым, стало завершение длившихся два десятилетия дебатов о сроках давности для нацистских преступлений, с близким голосованием в западногерманском парламенте — 255 за отмену таких юридических щитов, 222 против — позволяя властям Западной Германии продолжать охоту на нацистов, виновных в убийстве. И, наконец, четвертое мероприятие: крупный всеукраинский конкурс сочинений для старшеклассников 1981, около 13 000 материалов на тему «Повседневная жизнь в национал-социализме».
Слияние этих четырех событий создало эффект цунами. Исследования — в школах и сообществах — резко возросли. По всей стране буквально тысячи школьных учителей, архивариусов, пенсионеров, заинтересованных граждан и школьников — таких, как реальная Анна Росмус, чья история была рассказана в фильме Майкла Верховена «: Противная девчонка » (1990) — копались в местных записях и исследовали, что происходит в их собственных общинах, часто работая с евреями, которые когда-то жили в этих городах и поселках, а теперь находятся в Израиле, Франции, Великобритании, Аргентине или США.
Внезапно кропотливая работа по увековечиванию памяти, которая отсутствовала в прежние десятилетия, стала проводиться с удвоенной силой. Люди восстановили синагоги, обнажили заброшенные бараки, которые когда-то использовались для размещения подневольных рабочих, и обнаружили буквально сотни подлагерей концентрационных лагерей по всей немецкой сельской местности. Они выступали с речами, писали статьи, издавали книги. Вряд ли какой-либо город в Германии с населением более 20 000 человек, в котором когда-то жили евреи, не остался без отчета о том, что тогда произошло, и какая судьба постигла живших там евреев – бывших евреев Mitbürger , как их теперь стали называть многие немцы.
История того, как Германия столкнулась со своим прошлым, часто рассказывалась, совсем недавно в книге Сьюзан Нейман « Учимся у немцев: раса и память о зле » (2019). Менее распространено связывать это с конфронтацией Германии со своим милитаристским прошлым и ее превращением в иммигрантскую нацию.
Именно слияние этих трех способов попытки построить Германию заново — превращение ее в миролюбивую нацию, иммигрантскую нацию и правдивую нацию — позволило немцам выйти из националистической клетки, которую Китенхойв называл Отечеством.
Конечно, метафора не идеальна. В основном немцы не выходили из этой клетки, оставляя за собой нацию; они, в основном, не стали космополитами или европейцами, даже если для некоторых это был путь. Когда в ходе опроса общественного мнения в 2001 году немцев попросили выбрать между идентичностями, подавляющее число (90 003 против 90 004 75 процентов) выбрали в качестве основного идентификатора «немца», а не «европейца» или «гражданина мира». Эти опросы показывают, что немцы вышли из клетки, став лучшими немцами. То, что они пытались оставить, было не их нацией, а их национализмом. Конечно, есть еще путь, чтобы спуститься. Но тот факт, что многие послевоенные немцы даже начали идти по этому пути, «менее пройденному…», имело большое значение, если заимствовать у поэта Роберта Фроста, — и не только для Германии, но и для других стран, ищущих выход из националистической клетки.
.
Германия 1933: от демократии к диктатуре
В 1933 году Гитлер пришел к власти и превратил Германию в диктатуру. Как нацистская партия пришла к власти и как Гитлеру удалось устранить своих противников?
Слабость Веймарской республики после Первой мировой войны
Германия стала республикой в 1919 году. После поражения в Первой мировой войне кайзер Вильгельм II отрекся от престола. Многие немцы были недовольны новой ситуацией. Они жаждали возвращения в Империю. Многие также считали, что в проигрыше войны виноваты правящие социал-демократы. Тем не менее, с середины 19 века ситуация начала улучшаться.20с и далее.
А потом в 1930 году грянул мировой экономический кризис. Германия больше не могла платить военные долги, предусмотренные Версальским мирным договором. Миллионы немцев потеряли работу. Страна также находилась в политическом кризисе. Кабинеты падали, и все время проводились новые выборы. Казалось невозможным сформировать правительство большинства.
Подъем НСДАП
Это было фоном для подъема Немецкой национал-социалистической рабочей партии (НСДАП). Когда он был основан в 1920, это была лишь небольшая партия. Но Гитлер использовал свой ораторский талант, чтобы привлечь все больше и больше членов. Партия характеризовалась крайним национализмом и антисемитизмом.
В ноябре 1923 года Гитлер даже возглавил попытку государственного переворота. Это был полный провал. Гитлер оказался за решеткой, а суд запретил НСДАП. В конце 1924 года Гитлер был освобожден после отбытия относительно короткого срока. Однако на этом его политическая карьера не закончилась. В тюрьме он написал «Майн кампф», в котором изложил свои планы относительно Германии.
С этого момента нацисты должны были соблюдать закон и пытаться захватить власть путем выборов. Они выиграли от экономического кризиса, начавшегося в конце 1920-х гг. Нацисты использовали кризис, чтобы осудить правительство и Версальский мирный договор. Их стратегия была эффективной.
На выборах 1928 г. НСДАП набрала 0,8 млн голосов; в 1930 году их число увеличилось до 6,4 миллиона.
Призыв нацистов
НСДАП привлекала многих немцев не только партийной программой. Партия излучала силу и жизненную силу. Более того, нацистские лидеры были молоды, в отличие от стареющих политиков традиционных партий. Кроме того, людям нравился образ Гитлера как сильного лидера. Он был настроен на то, чтобы объединить население и положить конец политическим разногласиям.
Нацисты сосредоточили свое внимание на избирателях из всех слоев общества, а не только на одной группе, такой как рабочие или католики. Они также привлекли много людей, которые никогда раньше не голосовали. Тем не менее в ноябре 1932 г. партия, казалось, миновала свой пик. Экономика восстанавливалась, и НСДАП получила на 11% меньше голосов, чем на июльских выборах ранее в том же году.
Гитлер назначил канцлером
Консервативным партиям не удалось набрать достаточное количество голосов.
Они оказали давление на президента Пауля фон Гинденбурга, чтобы тот назначил Гитлера рейхсканцлером. Они надеялись сформировать кабинет большинства с НСДАП. Тот факт, что они рассчитывали использовать Гитлера в своих целях, оказался фатальной недооценкой.
30 января 1933 года был день: фон Гинденбург сдался и назначил Гитлера рейхсканцлером. «Это похоже на сон. Вильгельмштрассе — наша», — записал в своем дневнике будущий министр пропаганды Йозеф Геббельс. Итак, хотя Гитлер не был избран немецким народом, он все же пришел к власти легальным путем.
Национал-социалистическое правительство: нацисты делят власть
Национал-социалисты отпраздновали свою победу факельным шествием по Берлину. С балкона канцелярии Гитлер одобрительно смотрел. Несмотря на славу, он был еще далек от того, чтобы быть всемогущим в тот момент. В новом кабинете было всего два члена НСДАП, но Гитлеру удалось назначить их на важные должности.
Роль Германа Геринга была особенно важна. Он был министром без портфеля, которому довелось управлять полицией Пруссии, большей части Германии.
Для нацистов это был повод отпраздновать свою «национальную революцию», но многие немцы были равнодушны к этой новости. Они видели, как приходили и уходили многие правительства, и не ожидали, что новое правительство вообще продержится какое-то время.
Пожар в Рейхстаге: первый шаг к диктатуре
Вскоре Гитлер заявил о себе. Пожар в Рейхстаге, здании парламента, был ключевым моментом в этом развитии событий. 27 февраля 1933, охранники заметили полыхающее через крышу пламя. Они одолели подозреваемого в поджоге, голландского коммуниста по имени Маринус ван дер Люббе. Он был казнен после показательного процесса в 1934 году. Доказательств наличия сообщников так и не нашли.
Руководство нацистов быстро прибыло на место происшествия. Очевидец сказал, что, увидев пожар, Геринг крикнул: «Это начало коммунистического восстания, они сейчас же начнут атаку!» Нельзя терять ни минуты! Прежде чем он смог продолжить, Гитлер закричал: «Теперь пощады не будет. Всякий, кто встанет у нас на пути, будет убит».
На следующее утро президент фон Гинденбург обнародовал указ о пожаре Рейхстага. Она легла в основу диктатуры. Гражданские права немецкого народа были урезаны. Само собой разумеется, что свобода слова перестала быть чем-то само собой разумеющимся, и полиция могла произвольно обыскивать дома и арестовывать людей. Политические противники нацистов были фактически объявлены вне закона.
Притеснение всех оппонентов
В этой атмосфере запугивания 5 марта прошли новые выборы 1933. Улицы были полны нацистских плакатов и флагов. Тем не менее великая победа, на которую надеялись нацисты, не осуществилась. С 43,9% голосов НСДАП не имела большинства. Левые партии КПГ и СДПГ вместе по-прежнему получили 30% голосов.
Между тем аресты и запугивания росли. Правительство запретило Коммунистическую партию. К 15 марта было арестовано 10 000 коммунистов. Для размещения всех этих политзаключенных были открыты первые концлагеря. Обстановка в лагерях была ужасной. С людьми жестоко обращались, пытали, а иногда и убивали.
Евреям и особенно известным немцам пришлось нелегко. Охранники СС в лагере Дахау под Мюнхеном, например, вывели четырех заключенных-евреев за ворота и расстреляли их. Тогда охранники заявили, что потерпевшие пытались сбежать.
Гитлер набирает силу
23 марта 1933 года в Берлине собрался Рейхстаг. Главным пунктом повестки дня был новый закон, «Закон о полномочиях». Это позволяло Гитлеру принимать новые законы без вмешательства президента или рейхстага в течение четырех лет. Здание, где проходил митинг, окружили члены СА и СС, военизированных организаций НСДАП, которые к настоящему времени были повышены до вспомогательных полицейских сил.
В своей речи Гитлер предоставил присутствующим выбор между «войной и миром». Это была завуалированная угроза для запугивания любых инакомыслящих. Процесс был отнюдь не демократичным. Имея 444 голоса за и 94 против, Рейхстаг принял Закон о полномочиях. Он должен был стать основой нацистской диктатуры до 1945 года.
Gleichschaltung общества Теперь, когда Гитлер стал настолько могущественным, нацистам пора было привести общество в соответствие с нацистским идеалом.
Процесс был известен как Gleichschaltung . Многие политически подозрительные и еврейские государственные служащие были уволены. Профсоюзы были насильственно заменены Deutsche Arbeitsfront . Это позволило нацистам помешать рабочим организовать какую-либо оппозицию.
Все существующие политические партии запрещены. С середины июля 1933 года Германия была однопартийным государством. Проводились также культурные и научные «чистки».
По мнению нацистов, все «не немецкое» должно было исчезнуть. Книги, написанные еврейскими, левыми или пацифистскими писателями, сжигались.
Притеснение евреев
В то время как нацисты захватили власть, их разрушительная энергия была в основном направлена против их политических противников. Немецкие евреи составляли исключение. Как группа они не выступали против амбиций нацистов. Тем не менее, они были постоянными жертвами насилия, преследований и притеснений. Уже 1 апреля 1933 года правительство предприняло официальные действия против евреев.
Он объявил крупный бойкот еврейской продукции. Это был первый шаг в серии антиеврейских мер, закончившихся Холокостом.
Гитлер самодержец
Придя к власти, Гитлер и нацисты превратили Германию в диктатуру. Снова и снова они использовали законные средства, чтобы придать своим действиям видимость законности. Шаг за шагом Гитлеру удавалось разрушать демократию до тех пор, пока она не превратилась в пустой фасад. Однако на этом все не закончилось. В течение двенадцати лет существования Третьего рейха Гитлер продолжал укреплять свою власть в стране.
Литература
- Ботерман, Фриц, Moderne geschiedenis van Duitsland (Амстердам: De Arbeiderspers, 2005, 2-е издание).
- Эванс, Ричард Дж., Пришествие Третьего Рейха (Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: The Penguin Press, 2004).
- Фридлендер, Саул, Нацистская Германия и евреи. Том. I: Годы преследований, 1933-1939 (Нью-Йорк, Нью-Йорк: HarperCollins 1997).
- Хаген, Уильям В.
