К какому миру относится Россия – к западному или к восточному
Вероника Боде: Сегодня наша тема — Восток и Запад глазами россиян. К какому миру относят россияне свою родину – к восточному или к западному? С какой цивилизацией в большей степени сегодня ассоциируется образ врага? Где берут исток нынешние антизападные настроения? И о каких тенденциях в развитии общества свидетельствуют ответы на эти вопросы?
Сегодня в гостях у Радио Свобода — Игорь Яковенко, профессор РГГУ, социолог, культуролог, доктор философских наук.
Начать мне хотелось бы с сообщений, которые пришли на наш сайт в Интернете, на форум. Слушатели отвечали на вопрос: к какому миру, на ваш взгляд, относится Россия – к западному или к восточному?
Валентин из Иваново пишет: «К западному. Россия — классический представитель эллинской культуры. Деспотия — следствие византийского влияния. А дурь — типа Ленина-Сталина — наносная, а сейчас еще и притворная».
Алекс из города «Т»: «К какому миру относится Россия? К миру сна и фантомов».
Левко: «Россия, безусловно, принадлежит к западному миру. Никаких восточных традиций в русской культуре найти невозможно. Если же уточнить, то мир, к которому принадлежит Россия, — это мир Маркса, Сталина, Гитлера, Мао, Чавеса и иже с ними. Мы, кстати, их всех (кроме Маркса) и породили».
Леонид пишет: «Россия будет бесконечно подниматься с колен, держась за штаны западных менеджеров. Поэтому она будет идти своим путем, как сказал один знаменитый покойник».
Заира из Москвы: «По духу — к Востоку. Территориально – 50 на 50».
Юрий из Мытищ: «Василий Иванович, ты за «Битлов» или за «Роллингов»?». Почему выбор только из двух вариантов?».
Филипп из города N : «К Ирану, Северной Корее, к Уго Чавесу, к «оси зла», против которой мир делает ПРО».
Николай из Москвы: «Свойственные восточным деспотиям недопустимость самоорганизации общества снизу, абсолютизация и бесконтрольность верховной власти, жесткая зависимость каждого от начальственной воли, обреченная покорность народа всегда были основой устройства России».
Игорь Григорьевич, ваш комментарий, пожалуйста.
Игорь Яковенко: Ну, что мы с вами видим? Что в пользу уверенности того, что Россия является частью Запада, приводятся свои аргументы. В равной степени наши слушатели находят аргументы и в пользу того, что Россия – это часть Востока. Вообще, эта проблема может решаться формально, скажем. Мы знаем, что западный мир – это мир христианской цивилизации. Россия – это по преимуществу страна христианская. Но христианская и Эфиопия, которую уж никак к Западу не отнесешь. А можно взять другой параметр. Большая часть населения России – это индоевропейцы. Но ведь индоевропейцы – это жители Ирана, Пакистана, Индии, которые тоже к Европе не относятся. Большая часть населения России проживает в Европе. При всей огромности Сибири и Зауралья там живет меньшая часть населения. Но ведь это формальный критерий. Мы сталкиваемся с ситуацией, в которой граждане России и не сейчас, а на протяжении веков отвечают по-разному, и само по себе это очень интересно.
Вероника Боде: Действительно, почему выбор только из двух вариантов? Ведь бытует еще представление, скажем, об особом пути России, о ее, так сказать, особенной стати. И в этом смысле, возможно, ее нельзя отнести ни к западному, ни к восточному миру. Вот насколько, по вашим, Игорь Григорьевич, наблюдениям, популярно сегодня такое мнение?
Игорь Яковенко: Видите ли, есть у историков культуры некоторый опыт, так вот, все страны, которые проходят модернизацию, проходят некоторый этап – они болеют идеей особого пути. Вот «Sonderweg», то есть «особый путь», был идеологией Германии. Вот не Англия, не Франция, а она идет особым путем. Особый путь, как идея, был в Заире. И многие-многие страны, идущие в модернизацию, противостоящие лидерам мировой динамики, этих лидеров копируют, но в то же время пытаются сохранить свою самостоятельность, опираясь на особый путь. Я думаю, что разговор об особом пути – это скорее выражение некоторой стадии – стадии догоняющего развития.
Вероника Боде: Игорь Григорьевич, а вот образ врага для россиян на сегодняшний день все-таки с какой цивилизацией больше ассоциируется – с западной или с восточной?
Игорь Яковенко: Вот это очень интересный вопрос, поскольку ответ на него однозначный давать сложно. Я думаю, что в этом отношении россияне делятся на какие-то примерно равные группы. И здесь было бы полезно обратиться к истории. Вот возьмем ХХ век. Он на наших глазах. В ХХ веке население России, как минимум, два раза как целое принимало Запад, и в России были прозападные настроения. Первый раз – это эпоха Первой мировой войны. В контексте войны с Австро-Венгрией, с Германией Россия видела себя частью западного мира – Франции, Англии, Америки, «мы все вместе воюем с этими варварами». И в целом в стране были очень мощно выраженные прозападные настроения. Большевистская революция. И вот что любопытно, после этой революции эта идея единения с Западом не исчезает сразу, она возрождается в новой форме мировой революции и так далее.
Но где-то к 1930 годам побеждает идея товарища Сталина о построении социализма в отдельно взятой стране, и побеждает честный, мощный изоляционизм.
Идем дальше. Вторая мировая война. И снова в стране в целом возникает некоторая прозападная идея. Наши союзники – англичане. Я помню советские пластинки с английскими песнями и много-много забавного. А вот Россия себя видит частью этого мира, противостоящего германскому фашизму. Это очень быстро закончилось, стремительно закончилось, оборвалась эта линия.
Затем в этом же ХХ веке, в конце советского периода, в начале перестройки можно было заметить очень мощно выраженные прозападные настроения: «мы возвращаемся в Европу», «мы возвращаемся к себе, в свободный мир». Заметим, что прошло лет 5-7-8 – и эти прозападные настроения стали сменяться на совсем другое отношение к Западу. В России всегда были западники – узкий круг, более узкий, менее узкий, Английский клуб. Но в целом отношение к Западу долго позитивным, как показывает нам история, не бывает.
Вероника Боде: А почему, как вы думаете?
Игорь Яковенко: Ну, это сложный вопрос. Но если попытаться отвечать предельно кратко, то ситуация в следующем. Россия наследует идеологически такой Византии. Византия или православная, Восточная Римская империя, мыслила себя как другую Европу. Вот она не католическая Европа, не Рим, а она – Византия. И это другой христианский проект. Как мы знаем, этот проект рухнул в середине XV века. Ее просто завоевали, эту самую Византию. А Россия перехватила идеи Третьего Рима, этот проект на себя взяла. Где-то в XIX веке славянофилы активно поддерживали идею «другой Европы». Любопытно, что в коммунистической редакции эта идея «другой Европы», другой альтернативы Западу была возрождена. Но к концу ХХ века и она потерпела, как мы знаем, крах. Но, по всей видимости, идея о том, что мы – если и Запад, в смысле – христианский мир, то мы нечто другое относительно настоящего, собственно Запада, — она очень сильно укоренена в русском сознании.
Вероника Боде: Говоря о ХХ веке и о всплесках прозападных настроений, вы почему-то не назвали 1960-ые годы, с их стилягами, увлечением джазом, западной культурой. Почему?
Игорь Яковенко: Совершенно сознательно. Ведь внутри этих периодов были отдельные группы, в которые включались, да, действительно, в «шестидесятники» ХХ века. Василий Аксенов, стиляги, – все это было вполне западное. Но давайте положим руку на сердце: это было общенациональное, так сказать, общее явление или это была одна из субкультур? Это, конечно же, была одна из интеллигентских, городских субкультур, и не только власть ее костерила, но ее не принимали и широкие массы.
Вероника Боде: Сообщения о слушателей. Ольга из Москвы: «Если бы просто жить в мире с Западом и Востоком, с незнакомыми людьми, не навешивая на них расовых ярлыков, наконец, в мире с самими собой, тогда не придется ломать голову, отвечая на ваш вопрос, ответа на который, по сути, быть не может».
Яна пишет: «Московская публика одевается внешне ярко, дорого, с восточным изыском — не сравнить с европейской простотой. При этом европейцы и американцы вежливы, в метро уступают место, не наваливаются друг на друга, не устраивают «кучу-малу». Москва — это Восток, однозначно».
Елена из Европы: «Московская публика в гораздо большей степени напоминает, например, стамбульскую, чем стокгольмскую. Конечно, Россия — это восточный мир».
Без подписи сообщение: «В самом слове «славяне» содержится корень «slave» — «рабы». В Европе официальное рабство кончилось с Древним Римом. На Востоке пребывало еще долго. Рабы не могут мечтать о свободе, они ее не знают, рабы могут мечтать только стать рабовладельцами».
Николай Кузнецов из Москвы: «Россия многонациональна и многоукладна, но порядки, установленные монголами, нашли в ней благодатную почву и засели накрепко. Недаром в средневековой Европе все москвитяне именовались татарами. Татарскую сущность русской души приметил и отличавшийся незаурядной остротой ума Наполеон».
Игорь Яковенко: Действительно, московская публика, скорее, ближе к стамбульской. Я представляю себе стамбульскую улицу и ту публику, которая по ней ходит. Это наблюдение наверняка верно. А о чем это говорит? Россия – это сложный феномен. В ней есть выраженные восточные черты. Как они попали сюда, как они закрепились – это следующий, очень интересный вопрос. Но заметим, что в начале XVII века в России пять человек знали латынь, а это был язык международного общения. Из них, по-моему, были три поляка, два литовца — и все, что характерно. А татарский язык был языком русской элиты в XIII — XIV веках, в XV веке. Ну, одним иностранным языком, которым они владели. И надо об этом помнить.
Вероника Боде: А сейчас я предлагаю послушать голоса россиян. «Должна ли Россия препятствовать сближению Украины и Грузии с НАТО?», — на вопрос Радио Свобода отвечают жители Пскова.
— Однозначно. Потому что, во-первых, это около нашей границы непосредственно, а во-вторых, это все-таки угроза реальная для нашей страны.
— Что значит – препятствовать?.. Суверенное государство Украина, и это их право.
— Я считаю, что да. Потому что границы у нас рядом. Все равно мы все зависим от того, что наша страна и Украина рядом. И если они вступят, то как-то ведь на нас это отразится.
— Нет, конечно. Пусть вступают. Это их дело.
— У меня личное мнение – я против вступления в НАТО, потому что это блок, который нам враг. Слово такое мощное… Нам это не надо.
— Думаю, что да. Зачем нам эти враги рядом?.. Еще газ им отрезать, эмбарго какое-то сделать, порвать всяческие отношения с ними, а потом ставить свои условия.
— Должна укреплять свои границы и стараться, чтобы вокруг границ были друзья, а не враги.
— Не надо препятствовать им, пускай идут. Я думаю, что они попробуют, «наедятся» НАТО и на собственном опыте поймут, что такое НАТО. Украинский народ – это славяне, это свои люди, православные, которые не настроены к тому, чтобы к Западу, к этой цивилизации, которая несет с собой разрушения, становиться лицом.
Вероника Боде: Голоса жителей Пскова записала корреспондент Радио Свобода Анна Липина.
Игорь Григорьевич, вот в этом опросе антизападные настроения проявляются очень ярко. Что именно привлекло ваше внимание?
Игорь Яковенко: Прежде всего, если мы вспомним, то против были преимущественно люди пожилые. И, судя по голосу, достаточно традиционной культуры, определенного уровня образования. А аргументы «за» высказывались людьми молодыми. Это первое, что интересно.
Второе. Тут прозвучали такие соображения, что Украина – славянская. Но ведь и болгары славяне, православные. И румыны православные. Это сегодня не работает. Нас почему-то не поражает, что чехи в НАТО и другие страны. А вот с Украиной это по-другому. И это уже разговор об имперском сознании. Это более глубокие вещи, другого порядка.
Вероника Боде: А вот последнее высказывание «этот мир, который несет с собой разрушения», западный мир имеется в виду…
Игорь Яковенко: Ну, это очень устойчивая идеологема, и она давно существует: Восток – созидание, Запад – разрушение.
Зачем мы этот Запад догоняем веками — я не понимаю, раз он разрушается!
Вероника Боде: Продолжу читать сообщения от слушателей. Георгий из Санкт-Петербурга: «Ответ совершено однозначный: мы — европейцы! Для того, кто проехал нашу Россию с Запада на Восток и побывал в Китае, другого мнения быть не может».
Николай из Ульяновска: «Наши правители с перепугу заигрывают с Востоком, но с надеждой смотрят на Запад».
Таня из Москвы: «Россияне хотят жить так, как на Западе, пользуясь всеми благами западной цивилизации, но вести себя при этом так, как «дикие азиаты». А так не бывает. Поэтому и жизни нормальной нет».
И Илья из Казани: «Пока мы будем думать, к какому миру относимся, нас обгонят как с Запада, так и с Востока. Что, в общем-то, уже и произошло».
Игорь Яковенко: Здесь меня привлекли два мнения. Очень важно то, что написала Таня, по-моему: что мы хотим жить по западным стандартам, оставляя в себе некоторые восточные привычки – необязательность и многое другое, жить так, как мы привыкли.
Так не бывает. Если мы хотим западных стандартов, то надо самим меняться. Это верное и бесспорное суждение.
А вот разговор о том, что (уже и в предыдущих высказываниях это звучало) пока мы будем думать о том, Запад мы или Восток, нас кто-то обгонит, — это не совсем верная позиция. Для того чтобы отвечать на вызовы эпохи, важно понимать, кто мы есть такие. Это не мешает модернизации, не мешает усложнению мира, построению нового, а помогает. Надо знать, кто мы, и тогда нам будет легче решать проблемы сегодняшние и завтрашние.
Вероника Боде: А что такое вообще Запад в понимании россиян, по вашим наблюдениям? Насколько здесь тесно переплетаются мифы и реальность? И в чем заключаются мифы?
Игорь Яковенко: Ну, россияне ведь не едины, и мы с вами это сейчас видим, как рассыпается аудитория на более или менее равные половины. Для одних Запад – это место, где аккуратная жизнь, гарантии прав личности, динамика, прогресс.
А для других Запад – это сущность, несущая опасность, разрушения. Самое простое – свалить это на советскую пропаганду. Мы знаем, что НАТО и империализмом советских людей пугали 70 лет. Я думаю, что проблема глубже, поскольку отношение к Западу было сложным и в XIX веке, и в XVIII веке. И дело здесь не только в конфессиональных противостояниях католиков и православных, а это какие-то еще более глубокие вещи, связанные с тем, что Запад избрал историческую стратегию, стратегию жизни иную, чем ее избрала Россия. Заметьте, Россия никогда сама по себе не изменялась. Она изменяется под воздействием внешних обстоятельств. Наш идеал – спокойное пребывание в неизменном мире. А Запад — он динамичен, и это его природа. Вот отторжение Запада – это отторжение динамичного стабильным, статично ориентированным обществом.
Вероника Боде: Ну а теперь давайте обратимся к Востоку. Тот же вопрос: что входит в это понятие?
Игорь Яковенко: Ну, строго говоря, Восток, он страшно разнородный, потому что исламский Восток, Индия или Китай – это совершенно разные вещи.
Запад гораздо более целостен и един.
Вероника Боде: Я имею в виду — с точки зрения россиянина, скажем так, среднестатистического, не элит.
Игорь Яковенко: Дело-то в том, что, начиная с Петра I , Россия пытается все время догнать Запад, поэтому Запад значим. А про Восток мало что знают. Это нечто обобщенное, над чем мы посмеиваемся: легко с ними воевали, легко их побеждали, вытесняли Турцию, скажем, с Черноморского побережья, — и смотрели на Восток в целом свысока. Он не дифференцирован, он непонятен как целое, ну, что-то такое вроде турок, что-то такое вроде китайцев. Причем легко путаем Турцию с Китаем, Персию с Пакистаном.
Вероника Боде: Игорь Григорьевич, какую информацию о россиянах, об их общественном сознании дает нам вот такое отношение к Западу и к Востоку либо отнесение России в ту или иную сторону?
Игорь Яковенко: Это говорит о том, что Россия не определилась как целое, как общество в некотором фундаментальном вопросе: оно выбирает европейскую стратегию развития и стратегию существования или оно готово идти за Востоком.
Но ведь Восток она себе тоже не представляет реально. Россия просто не определилась со своим будущим. А не определилась потому, что она не понимает своего настоящего.
Вероника Боде: А какому все-таки миру отдает предпочтение сегодняшний россиянин – восточному или западному? Скажем так, какой мир он в большей степени принимает и почему? Вот религия, общественный строй – в какой степени они здесь являются критериями?
Игорь Яковенко: Дело в том, что формально православие – это часть христианского мира, безусловно. Но это особая часть, и мы об этом уже говорили. Что касается общественного строя, то Запад декларирует ценности парламентской демократии, которые, как мы знаем, в России очень сложно приживаются и очень болезненно утверждаются. Так что здесь возникают проблемы. Экономическая свобода тоже в России, как мы видим, сложным образом включается в ситуацию рыночной экономики. Поэтому пока мы наблюдаем сложный и болезненный опыт включения в мир западных моделей, западных ценностей.
Вероника Боде: А сейчас предлагаем вашему вниманию рубрику «Система понятий». Сегодня гость рубрики – Борис Дубин, заведующий отделом социально-политических исследований Левада-центра. Он расскажет о таком понятии, как «культура», в социологии.
Борис Дубин: Во-первых, для социолога культура – это некоторый ресурс понимания социального действия. Социолог имеет дело с социальными действиями и взаимодействиями, с их устойчивыми формами, и его интересует: в какой степени какие именно смыслы вовлечены в эти формы действий. То есть для социолога культура – это ресурс интерпретации социальных действий и социальных форм. Но при этом социолог не может забыть, что все-таки слово «культура» в европейской традиции с конца примерно XVIII века и на протяжении века XIX была чрезвычайно нагруженным термином, и, прежде всего – в Германии, в немецкой философии и в немецких общественных науках, но и шире – в европейских.
Потому что культура была некоторой программой в новом ее значении, не сводящемся к античному, к латинскому, в новом значении программой построения современного общества. И в сферу культуры попадали значения, которые работали на вот эту программу модернизации, которые как бы, во-первых, поднимали человека, то есть помогали ему быть существом самостоятельным, помогали, как говорил Кант, без помочей авторитета ходить по земле. Во-вторых, направляли его на все более сложное, все более качественное поведение, мышление, действие, то есть были таким механизмом самоусовершенствования внутри самого человека. В-третьих, это значения, которые были направлены за пределы любых конкретных групп людей. Культура никому не принадлежит, она объединяет всех. И четвертое, последнее. Культура – это то, что воплощается в практическом действии, при всей ее идеальности. Поэтому люди просвещения, поэтому романтики, при всей их мечтательности, кабинетности, идеализации жизни и так далее, — они были великими практиками, великими администраторами.
И они породили новый тип школы, новый тип университета, новый тип психической клиники, новый тип литературы, если угодно, потому что постоянно вносили вот эти смыслы культуры в реальное, практическое, коллективное действие.
Поэтому я бы говорил сегодня о «культуре-1» – это как бы объективистское понимание: культура как смыслы, вовлеченные в коллективное действие и взаимодействие. И второе, так сказать, «культура-2» – это некоторое повышенное качество этих значений, их особая ориентированность на то, чтобы объединять людей, направлять их на более высокие цели и помогать им в практическом действии.
ВЗГЛЯД / Страны Европы относятся к России по-разному плохо :: Автор Вадим Трухачёв
В Европе по отношению к действиям России на Украине наметилось три лагеря. Первый – это оголтелая антироссийская «партия войны», где наиболее отчетливо слышны голоса Британии и Польши, которые разражаются воинственными заявлениями чуть ли не каждый день. Бок о бок с ними идут Латвия, Литва и Эстония, к патологической русофобии которых у нас привыкли.
В другом лагере, который условно можно назвать «умеренным», ведущую роль играют Германия и Франция. Мы следим за тем, как внутри немецкой правящей коалиции идут споры. Определенные колебания в степени поддержки Украины заметны и во Франции. Дополняет картину очевидная белая ворона ЕС и НАТО в лице Венгрии, которая не просто не хочет участвовать в вооружении Украины и вводить новые антироссийские санкции, так еще и готова жестко пройтись по Владимиру Зеленскому.
И здесь возникает законный вопрос: а что остальные? Обратимся к исследованию общественного мнения разных стран. Например, возглавляемый бывшим генсеком НАТО Андерсом Фогом Расмуссеном фонд «Альянс демократии» провел исследование об отношении к влиянию России в мире. Данный опрос не затронул ряд стран Центральной и Юго-Восточной Европы, и здесь уже на помощь пришла сама Еврокомиссия, а также словацкий аналитический центр Globsec. Результаты могли удивить даже бывалых исследователей-международников.
Вполне логично, что наиболее антироссийское общественное мнение сложилось в Польше, где 87% населения относятся к нам отрицательно.
Однако вслед за ней шла… Португалия, находящаяся от нас весьма далеко и не имеющая с нами тесных связей. Целых 83% португальцев отозвались о политике нашей страны плохо и целых 93% высказались за то, чтобы ЕС вёл с Россией жесткую экономическую войну. В последнем случае горячие южане превзошли даже поляков и прибалтов.
Объяснить подобное можно не только отсутствием у Португалии зависимости от российских энергоресурсов. Все-таки страна на протяжении многих веков находилась в большой зависимости от Британии. Так что неудивительно, что португальцы тоже входят в число стран, вооружающих Украину. Тем же можно объяснить и 77% плохого отношения к России в Ирландии. Правда, «гордые кельты» поставляют на Украину только средства индивидуальной защиты. Однако вспомним, как в Дублине грузовик таранил российское посольство.
Плохо относятся к России и в двух скандинавских королевствах – Швеции и Дании (77% и 79%). Но это уже понятнее. Мы слишком много раз воевали со шведами, чтобы они к нам хорошо относились.
Да и внимание к правам ЛГБТ-сообщества и прочим своеобразным правам человека у них повышенное. У датчан – почти то же самое, где отсутствие войн с Россией возмещается самой проамериканской линией в Западной Европе. Естественно, что обе они давно уже поставляют оружие Украине. В Финляндии картина похожа.
В Чехии отношение к России за последние пару лет тоже стало крайне плохим. Сегодня 78% жителей страны отрицательно воспринимают нашу политику. Потому неудивительно, что руководство страны первоначально поддержало отправку на Украину желающих повоевать. Однако впоследствии президент Милош Земан трижды отказал в подобном «туризме». Все-таки Чехия – не Польша, уровень ее неприязни к России изначально ниже. Так что страна занимает свое «естественное» место рядом с Данией и Швецией.
Расхожий стереотип о том, что в Испании относятся к нам неплохо, не подтверждается. 75% испанцев заявили о своем плохом отношении к политике России (для сравнения: в Германии – 71%, в Британии – 74%).
Премьер Педро Санчес приезжал в Киев, где встретился с Зеленским. И оружие испанцы поставляют на Украину исправно. Искать здесь логику можно бы было в том, что идейные наследники диктатора Франко ненавидят Россию как преемницу СССР. Но Санчес – левый, антифранкист. Разве что пытаются понравиться руководству ЕС и НАТО.
В Италии дело обстоит тоже не так хорошо, как хотелось бы. 65% опрошенных заявили об отрицательном отношении к политике России (столько же, сколько и во Франции). И, в общем-то, поведение итальянских властей мало отличается от поведения французских. Вооружение на Украину они поставляют, но премьер Марио Драги вслед за Эммануэлем Макроном тоже говорит о необходимости сохранять диалог с Россией. Что ж, Италия годами выступает как один из главных партнеров России в Европе, и здесь преемственность есть.
В не входящей в ЕС, но примкнувшей к санкциям Швейцарии отрицательное отношение к России высказали «только» 60%. Вполне естественно, что на этом фоне швейцарцы отказываются поставлять оружие на Украину.
Тем более отказываются это делать в Болгарии, где плохо о России высказались лишь 38%. Кипру поставлять нечего, но там противников таких поставок больше всего – 64%. Соответственно, и политика этих стран относительно миролюбива к России. К слову, в Венгрии действия России отрицательно оценивают больше – 48%.
Но социология отнюдь не всегда соотносится с поведением правительств. Так, в Австрии, Нидерландах и Норвегии около 70% относятся к политике России плохо. Однако ведут себя эти страны по-разному. Голландцы отметились активным вооружением Украины. Норвежцы ведут себя примерно так же, как Германия и Франция. Австрия, не будучи членом НАТО, оружие и вовсе не поставляет. Мало того – ее канцлер Карл Нехаммер стал единственным европейским политиком, посетившим Москву за последние месяцы.
Румыния все последние годы проводила однозначно антироссийскую политику, сравнимую с теми же Голландией и Швецией. Между тем сторонников такой линии в стране – 64%. В Словакии таковых и вовсе 50%, а желающих вооружать Украину – значительно меньше половины.
Но это не мешает правительству вести себя вразрез с общественным мнением. В Греции политика России не нравится и вовсе только 45%, что не мешает стране вооружать Украину и в целом действовать так, как крупнейшие государства Евросоюза.
Исходя из данных общественного мнения, к однозначным русофобам должны принадлежать не только Британия, Польша и Прибалтика, но и Чехия, Дания, Швеция, Финляндия, Ирландия, Хорватия, Испания, а в первую очередь – Португалия. Напротив, вместе с Германией, Францией и Италией должны идти Австрия, Норвегия, Нидерланды, Румыния, Бельгия, Словения. А Словакия, Греция и Болгария и вовсе должны вести себя, как Венгрия. Нейтральная Швейцария – где-то между Германией и Венгрией.
Но на деле картина выглядит иным образом. Большинство стран ЕС колеблется между германо-франко-итальянской и англо-польско-прибалтийской линиями. Причем Нидерланды, Румыния и особенно Словакия делают это вопреки собственному общественному мнению. Это колебание сводится к тому, что примирительные слова в адрес России с их стороны не звучат, но и на явное обострение они не идут.
Прямо к англичанам и полякам с прибалтами изначально примыкала Чехия, но сегодня она перешла в лагерь колеблющихся.
Вместе с тремя крупнейшими странами ЕС, пожалуй, идут Словения, Бельгия, Греция и Норвегия, которые сочетают ограниченное вооружение Украины с мирными инициативами. Еще более мягкую линию проводят Австрия и Швейцария – причем в первом случае есть предпосылки и к более жесткому поведению. К ним примыкают Болгария и Кипр, которым, по опросам, место вместе с Венгрией. Все они санкции поддерживают безоговорочно, но Украину не вооружают. Венгрия выступает здесь как полюс наибольшего понимания России.
Тем самым в Европе можно наблюдать не три, а целых пять подходов к специальной военной операции России на Украине. И это оставляет России некоторое поле для работы как с элитами, так и с общественным мнением.
Как вторжение России в Украину стало испытанием международного правопорядка
Вспомните события чуть более года назад. 24 февраля 2022 года президент России Владимир Путин начал крупнейшую наземную войну в Европе со времен окончания Второй мировой войны.
В то время ситуация выглядела безрадостной. Многие считали, что у Украины мало шансов устоять перед лицом полномасштабного нападения ее гораздо более крупного и лучше вооруженного соседа. Российские вооруженные силы намного превосходили украинские: у них было почти в пять раз больше личного состава, почти в пять раз больше боевых бронированных машин и в десять раз больше самолетов. В целом, он ежегодно тратит примерно в десять раз больше на свои вооруженные силы. Возможно, важнее всего то, что Россия обладала самым большим ядерным арсеналом на планете, и было ясно, что ни одно государство, даже Соединенные Штаты, в результате не было готово вступить с ней в открытую войну. В довершение всего Россия занимала одно из пяти постоянных мест в Совете Безопасности ООН, что давало ей право вето на любые принудительные меры, которые могла предпринять ООН. Если когда-либо и был случай, когда закон капитулировал перед властью, то это был он. Действительно, когда началась война, казалось, что мы наблюдаем конец современного глобального правопорядка.
И все же худшее еще не случилось. Накануне войны Путин предсказал, что его «Специальная военная операция» продлится всего несколько дней, и вот мы уже более года спустя, когда украинское правительство сохраняет контроль над подавляющей частью страны. Многие успехи, достигнутые Россией в начале войны, были сведены на нет. И международная система оказалась несовершенной, но надежной.
Сегодня я рассмотрю, чему научила нас война относительно сильных и слабых сторон международного правопорядка.
Что поставлено на карту: запрет на войну Когда Россия начала агрессивную войну против Украины, она нарушила запрет на применение силы, закрепленный в статье 2(4) Устава ООН. Скотт Шапиро и я утверждали в нашей книге «Интернационалисты», что этот принцип является фундаментальным, лежащим в основе международно-правового принципа современной эпохи. Война, утверждали мы, когда-то была совершенно законной и легитимной. Действительно, война была ключевым способом, с помощью которого государства разрешали свои споры друг с другом.
Международное право не только не запрещало войны, но и полагалось на войну для обеспечения соблюдения своих правил. Это изменилось сначала с 1928 пакт Бриана-Келлога, впервые объявивший войну вне закона и положивший начало ряду правовых преобразований.
Эта трансформация была подтверждена в Уставе ООН по окончании Второй мировой войны в 1945 году. Запрет на применение силы, закрепленный в статье 2(4) Устава, — это не просто один из правовых принципов; это ключевой правовой принцип, на который опирается остальная часть системы.
Когда Путин начал свою войну, он поставил под угрозу этот основополагающий принцип. Но проверка правового правила — внутреннего или международного — определяется не просто тем, нарушено ли оно. Это также определяется ответ при его нарушении. Мы бы никогда не сказали, что, например, законы, запрещающие воровство, бесполезны, потому что воровство все еще имеет место. Мы хотели бы указать на тот факт, что когда людей, которые воруют, ловят, это влечет за собой юридические последствия.
Эти последствия направлены не только на наказание виновного лица, но и на то, чтобы удержать других от совершения нарушений в будущем.
Итак, чтобы увидеть, остается ли закон в силе, мы должны смотреть не только на то, нарушила ли Россия закон — что она явно нарушила, — но и на последствия, с которыми Россия столкнулась за эту незаконную войну.
Но сначала позвольте мне обратиться к возможному источнику скептицизма: можно было бы разумно спросить, был ли запрет на применение силы был настолько разрушен еще до того, как Россия начала войну на Украине, что стал фикцией. Несомненно, этому утверждению есть некоторые доказательства — не в последнюю очередь незаконное вторжение Соединенных Штатов в Ирак в 2003 году и применение ими силы в соответствии со спорной теорией самообороны о «неспособности и нежелании». Эти действия нанесли серьезный ущерб международному правопорядку, и я не собираюсь их игнорировать или сбрасывать со счетов. На самом деле, я постоянно критиковал их на протяжении всей своей карьеры.
Можно признать, что эти нарушения имели место, и тем не менее верить, что мир послевоенной эпохи заметно отличается от мира, который существовал, когда война была совершенно законной и законной. Тогда государства могли начать войну, чтобы урегулировать любую жалобу или спор, и они это сделали. Они могли заниматься завоеванием территории, и это завоевание в целом безоговорочно принималось всеми другими государствами. Действительно, с 1816 по 1928 год в среднем ежегодно завоевывалось около 250 000 квадратных километров территории. Более того, дипломатия канонерок, в которой государства принуждались к договорам и другим соглашениям, которых они не желали, была частью обычного хода дел.
Хотя мы можем указать на случаи, когда запрет на войну не соблюдался — а Соединенные Штаты были одним из величайших защитников и — одним из величайших нарушителей за последние несколько десятилетий — было бы ошибкой предполагать, что правовые принципы бессмысленны или неэффективны.
Современный правопорядок основан на запрете на войну, даже если он не всегда полностью соблюдается.
Ранее я говорил, что проверка правового принципа заключается не только в том, нарушен ли он, но и в том, какая реакция отвечает на это нарушение. И здесь мы увидели ответ гораздо более сильный, чем многие ожидали, когда началась эта война. Обычно умирающие международные правовые институты внезапно ожили в ответ на незаконное вторжение. Здесь я подробно опишу четыре вида реакции международного сообщества: осуждение, изгнание, вооружение и ответственность.
Во-первых, международное право и международные институты использовались для осуждения незаконной войны России. Когда началось вторжение, Совет Безопасности ООН попытался принять резолюцию, осуждающую российское вторжение и требующую вывода российских войск с Украины, но Россия наложила на нее вето. Хотя Россия смогла применить свое право вето в Совете Безопасности, чтобы предотвратить санкционирование каких-либо карательных действий, почти полная изоляция страны в рамках организации была быстрой и полной.
Вскоре после того, как Россия заблокировала резолюцию, Совет Безопасности активировал давно бездействующую резолюцию «Единство во имя мира». Та резолюция, которая была впервые принята в 1950, предусматривает, что если Совет Безопасности из-за отсутствия единогласия среди постоянных членов не сможет выполнить свою обязанность по поддержанию международного мира и безопасности, Генеральная Ассамблея немедленно рассмотрит этот вопрос с целью вынесения рекомендаций членам.
Когда Россия наложила вето на действия Совета Безопасности, резолюция «Единство ради мира» была использована для передачи вопроса на рассмотрение Генеральной Ассамблеи, которая подавляющим большинством голосов потребовала, чтобы Россия «немедленно, полностью и безоговорочно вывела все свои вооруженные силы с территории Украины в пределах его международно признанные границы». Только небольшая горстка государств — Беларусь, Эритрея, Северная Корея и Сирия — проголосовали вместе с Россией против резолюции. Другие страны, на которые Россия, возможно, надеялась, поддержат ее, в первую очередь Китай, вместо этого предпочли воздержаться.
Это большинство было поддержано за счет нескольких дополнительных голосов, последнее из которых состоялось всего за несколько часов до начала второго года конфликта, когда 141 государство проголосовало за осуждение войны и требование, чтобы Россия «немедленно, полностью и безоговорочно» вывела все свои вооруженные силы с территории. Украины, и всего семь, включая Россию, проголосовавших против.
Международный суд (МС) также сыграл свою роль в осуждении российского вторжения. 26 февраля, всего через два дня после начала вторжения, Украина подала в Международный суд заявление о начале судебного разбирательства против России. Заявление взяло возмутительные и безосновательные заявления Путина о том, что Украина совершает геноцид в своих восточных регионах, и направляет их против него самого. Россия, как участник Конвенции о геноциде, согласилась с тем, что Международный Суд является форумом, на котором могут быть разрешены спорные утверждения о геноциде. В блестящем адвокатском акте Украина ухватилась за этот факт и заявила, что претензии Путина дают Международному суду основания для принятия решения о том, действительно ли имел место такой геноцид.
Международный суд немедленно назначил слушание по этому вопросу на 7 марта. Затем Международный суд вынес решение против России, приказав России немедленно прекратить войну.
Во-вторых, международное право было использовано для «изгоя» России. Здесь я использую термин «изгой» особым образом. Опираясь на мою работу с Шапиро, я имею в виду механизм обеспечения соблюдения международного права, когда государства исключают государство-нарушитель закона, в данном случае Россию, из тех выгод международного сотрудничества, на которые оно в противном случае имело бы право. Россия исключена из ряда международных организаций, в том числе из Совета Европы. Но основной формой изгнания, с которой столкнулась Россия с начала войны, была система беспрецедентных экономических санкций, которые являются одними из самых экспансивных в мире, не считая санкций, введенных Советом Безопасности. Чуть позже я скажу больше о том, были ли эти санкции эффективными, но на данный момент ключевым моментом является то, что ответ на санкции был значительным и широкомасштабным.
В-третьих, осуждение и изгнание России сопровождалось еще одним важным событием — вооружением Украины. Только Соединенные Штаты предоставили Украине более 70 миллиардов долларов помощи, в том числе 44 миллиарда долларов военной помощи. Роль закона здесь менее очевидна, но она присутствует. Право имеет легитимизирующее значение — государства, поддерживающие Украину, действуют в поддержку государства, которое юридически правое. Это было важной частью политических дебатов в ряде ключевых стран, особенно в Германии, но это важно для готовности государств во всем мире поддержать Украину против попытки России незаконного завоевания. Кроме того, важно, чтобы предоставление оружия и другой поддержки государству, которое защищается от незаконной войны и при этом соблюдает международное гуманитарное право, было совершенно законным. Напротив, это незаконно для поддержки государства, которое, как и Россия, ведет незаконную войну, поскольку это означает помощь и содействие этому государству в его международно-противоправных действиях.
В-четвертых, незаконная война была и будет подлежать уголовному преследованию и другой юридической ответственности. 28 февраля, всего через четыре дня после начала вторжения, прокурор Международного уголовного суда (МУС) Карим Хан объявил, что он запрашивает разрешение на скорейшее начало расследования. Ни Россия, ни Украина не являются участниками Римского статута, который создал МУС и наделил его юрисдикцией. Но в 2013 году Украина юридически признала юрисдикцию суда в отношении предполагаемых преступлений, совершенных на ее территории. 2 марта Хан объявил, что получил 39государственные направления и что он немедленно приступит к расследованию. Никогда МУС не реагировал так быстро на вспышку конфликта.
Связанные книги
В результате этого расследования недавно были предъявлены обвинения как Путину, так и Марии Алексеевне Львовой-Беловой, в настоящее время уполномоченному президента по правам ребенка в Российской Федерации.
Это исключительный шаг для международного уголовного правосудия.
Помимо уголовной ответственности Генеральная Ассамблея ООН также одобрила создание механизма возмещения ущерба, и сейчас предпринимаются значительные усилия, чтобы подумать о том, как возместить Украине ущерб, нанесенный Россией в ходе войны.
Весь этот ответ говорит о том, что нарушение Россией запрета на войну имело реальных последствий . И хотя этого ответа было недостаточно, чтобы положить конец войне, он дал четкий сигнал о том, что нарушение запрета на войну остается ключевым элементом международной системы. Этот месседж адресован не только России. Он также предназначен для любого государства, рассматривающего возможность пойти по стопам России в будущем. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что решительный ответ даст государствам, рассматривающим возможность подобного вторжения в будущем, повод передумать.
Короче говоря, ответ на незаконную войну, развязанную ядерным государством с правом вето в Совете Безопасности, оказался гораздо более эффективным, чем кто-либо имел основания надеяться с самого начала.
В ходе войны мы также извлекли несколько важных уроков — некоторые обнадеживающие, а некоторые — предчувствия — о международном правопорядке.
Мы узнали одну вещь: Генеральная Ассамблея ООН способна на большее, чем мы когда-то думали. С самого начала войны Совет Безопасности, как и ожидалось, оказался в затруднительном положении. Хотя Россия не могла предотвратить обсуждение резолюции, осуждающей войну как незаконную, она могла применить свое право вето, чтобы предотвратить какой-либо эффективный ответ со стороны Совета и, таким образом, казалось, ООН в целом. Но затем произошло нечто неожиданное: как я упоминал ранее, участники активировали давно бездействующую резолюцию «Единство во имя мира». Когда Россия наложила вето на резолюцию в Совете Безопасности, Генеральная Ассамблея выступила со своей собственной резолюцией. Это привело к осуждению войны 141 голосом против 5.
С тех пор Генеральная Ассамблея голосовала еще пять раз по вопросам, касающимся Украины, последнее из которых снова закончилось 141 государством, проголосовавшим за, и всего семью против.
Кроме того, в апреле 2022 года Генеральная Ассамблея приняла знаменательную резолюцию, известную как «инициатива вето», которая предусматривает, что каждый раз, когда постоянный член Совета Безопасности накладывает вето на вопрос, он автоматически передается на рассмотрение Генеральной Ассамблее. Это еще больше усиливает роль Генеральной Ассамблеи как сдерживающего фактора самых могущественных государств. И есть предложения, которые будут продолжать развивать этот прогресс.
Одно из таких предложений, которое я отстаивал, заключается в том, чтобы Генеральная Ассамблея провела голосование, которое станет основой для создания Специального трибунала для рассмотрения преступления агрессии в Украине. Это стало бы важным шагом на пути к глобальному миру и безопасности и важным подтверждением запрета на войну. Это также стало бы важным институциональным шагом вперед для Генеральной Ассамблеи, заполнив пробел, оставленный Советом Безопасности, который не может защитить принципы, на которых был основан Устав Организации Объединенных Наций, из-за права вето того самого государства, которое нарушает эти принципы.
Если говорить о менее обнадеживающих моментах, то мы увидели, что санкции и другие санкции изгнания, хотя и получили широкое распространение, не возымели ожидаемого эффекта. Очевидно, что они не положили конец войне. Российская экономика поначалу пострадала, но затем в значительной степени восстановила свои позиции. Поначалу казалось, что главная проблема заключается в том, что мы с Шапиро назвали проблемой «слишком большой, чтобы ее изгонять», то есть некоторые государства настолько важны для мировой экономики, что государства не могут изгнать их, не подвергая риску свою собственную экономику.
Раньше мы видели это в нежелании некоторых европейских государств вводить жесткие санкции в отношении российской нефти и газа. Были и другие проблемы. Россия извлекла выгоду из последствий собственной войны, поднявшей цены на нефть и газ. И было много государств, не участвовавших в режиме санкций, которые были готовы компенсировать большую часть разницы от тех, кто участвует. Многие страны, включая Индию, Китай и Турцию, увеличили торговлю с Россией, в то время как Западная Европа и ряд союзных государств значительно сократили свою торговлю с Россией.
Тем временем Соединенные Штаты не ввели вторичные санкции, которые наказывали бы эти государства за ведение бизнеса с Россией, отчасти из-за опасений того, что это может сделать с мировой экономикой.
Возможно, еще слишком рано делать заявления о силе или слабости санкций, особенно потому, что многие из санкций были специально разработаны, чтобы оказывать растущее влияние с течением времени. Но я считаю необходимым признать, что они еще не возымели того эффекта, которого хотелось бы. Я не думаю, что это должно заставить нас отказаться от санкций как инструмента принуждения, поскольку они являются главной альтернативой войне. Но нам нужно более творчески подойти к вопросу о том, как можно использовать ненасильственные последствия незаконных действий для обеспечения соблюдения закона, особенно против государств, играющих важную роль в мировой экономике.
Самое сложное то, что мы столкнулись с тем, что можно было бы назвать проблемой «двойных стандартов». Эта проблема возникла во многих контекстах с начала войны.
Быстрая и широкомасштабная реакция на незаконную войну была встречена некоторым качанием голов теми, кто знаком с незаконным применением силы, имевшим место в других частях мира — часто под лозунгом контртеррористических операций. Между тем призывы к Специальному трибуналу для рассмотрения преступления агрессии в Украине натолкнулись на вопросы о том, почему эта война заслуживает особого суда, если не было никакой ответственности за незаконную войну США в Ираке. А призывы о возмещении ущерба были встречены с некоторым недоверием теми, кто десятилетиями страдал от военных издержек, не имея возможности получить компенсацию за незаконно разрушенные дома и убитых членов семьи.
Соединенные Штаты оказались под пристальным вниманием на международной арене, встретив широко распространенный скептицизм в большей части мира по поводу того, что некоторые считают вновь обретенным энтузиазмом в отношении запрета войны и ответственности по международному уголовному праву. В конце концов, когда началась война, Соединенные Штаты только недавно отменили свои беспрецедентные экономические санкции в отношении должностных лиц МУС в отместку за начало расследования возможных военных преступлений американских войск в Афганистане.
Многие с недоверием смотрели, как американские политики начали восхвалять тот самый суд и призывать предъявить Путину обвинение.
И все же мы не должны отказываться от продвижения к более справедливому миру только потому, что некоторые из защитников справедливости и подотчетности сами по себе не безупречны. Вместо этого мы должны настаивать на обязательствах и институциональных реформах, которые укрепят ответственность перед всеми в будущем. Война на Украине выявила ограничения, существовавшие задолго до этой войны. Мы не должны останавливаться на том, что эти проблемы далеко не новы. Мы должны рассматривать нынешнее срочное стремление к решениям как возможность улучшить систему для всех. Я закончу тремя возможностями:
Во-первых, появилась новая возможность укрепить и улучшить международное уголовное правосудие. Расследование МУС, крупнейшее в его истории, способно уменьшить безнаказанность не только в этой войне, но и в войнах в будущем, поскольку придает импульс работе суда, который, в конце концов, был создан именно для создания механизма ответственности по международному уголовному праву, которая не зависела бы от прихотей Совета Безопасности.
Это сопровождалось призывами к судебному преследованию преступления агрессии, которое из-за ограничений юрисдикции МУС не может быть рассмотрено судом. Если эти усилия окажутся успешными, это послужит сигналом к тому, что даже самые могущественные государства могут быть привлечены к ответственности.
Во-вторых, появилось новое признание того, что в отсутствие действий Совета Безопасности существует очень мало инструментов для получения возмещения за ущерб, причиненный в результате незаконных войн. Мы должны сосредоточиться не только на поиске творческих решений проблем репараций для этой войны , но и в процессе подумать, как решать аналогичные проблемы в будущем. Это может включать в себя обеспечение надежного возмещения ущерба в связи с международными судебными разбирательствами, но также включает прогрессивное развитие закона, позволяющего замораживать активы тех, кто нарушил международное право, и удерживать эти активы до тех пор, пока не будут приняты обязательства по международному праву по возмещению международно-правового вреда.
был встречен.
И последнее, и, возможно, самое важное, смещение власти в сторону Генеральной Ассамблеи, которое мы наблюдали за последний год, является одним из тех институциональных сдвигов, которые однажды уже будет трудно обратить вспять. В частности, активизация резолюции «Единство ради мира» и принятие инициативы вето, предусматривающей автоматическую передачу резолюций, на которые наложено вето постоянного члена Совета Безопасности, Генеральной Ассамблее, усиливает роль Генеральной Ассамблеи, когда Совет Безопасности парализован. Примечательно, что США поддержали инициативу вето, которая в будущем будет применяться к резолюциям США наложил вето. Эта расширенная роль Генеральной Ассамблеи может вдохнуть новую жизнь в международный институт, который слишком часто выходил из строя из-за перспективы права вето в Совете Безопасности.
Россия поставила под угрозу международный правопорядок, когда год назад начала войну. Но что определяет и будет определять будущее международного правопорядка, так это то, как страны реагируют на это нарушение.
Если такая реакция сохранится и если война поможет стимулировать эти и другие нововведения, возможно, то, что начиналось как величайшая угроза международному правопорядку, может оказаться его спасением.
Чего больше всего боится Путин | Journal of Democracy
Российский президент Владимир Путин хочет, чтобы вы поверили, что НАТО несет ответственность за его вторжение в Украину 24 февраля — что раунды расширения НАТО сделали Россию неуверенной, заставив Путина наброситься на него. У этого аргумента есть два ключевых недостатка. Во-первых, НАТО была переменным , а не постоянным источником напряженности между Россией и Западом. Москва в прошлом признавала право Украины на вступление в НАТО; Претензии Кремля к альянсу четко обостряются после демократических прорывов на постсоветском пространстве. Это подчеркивает второй недостаток: поскольку Путин боится демократии и угрозы, которую она представляет для его режима, а не расширенного членства в НАТО, исключение последнего из обсуждения не уменьшит его неуверенность.
Объявленная им цель вторжения, «деназификация» Украины, является кодом его реальной цели: антидемократической смены режима.
R Жестокое вторжение России в Украину спровоцировало крупнейшую войну в Европе со времен Второй мировой войны, пролившую без разбора кровь тысяч украинских солдат и невинных мирных жителей. Президент России Владимир Путин хочет, чтобы вы поверили, что виновата НАТО. Он часто заявлял, что расширение НАТО, а не 200 000 российских солдат и моряков, атакующих украинские порты, аэродромы, дороги, железные дороги и города, является главной движущей силой этого кризиса. После провокационного выступления Джона Миршеймера 2014 9В статье 0017 Foreign Affairs
Они утверждают, что многочисленные раунды расширения усугубили чувство незащищенности России по мере того, как силы НАТО подкрадывались ближе к границам России, что, наконец, спровоцировало Путина на яростный выпад, сначала вторгнувшись в Грузию в 2008 году, затем в Украину в 2014 году, а теперь во второй раз, вероятно, гораздо более масштабный. , вторжение в Украину сегодня. Таким образом, призрак членства Украины в НАТО указывает как на причину конфликта, так и на его решение: откажитесь от членства для Украины, таков аргумент, и будущие войны будут предотвращены. Об авторах
Роберт Персон
Роберт Персон — адъюнкт-профессор международных отношений в Военной академии США, директор ее учебной программы по международным отношениям и член факультета Института современной войны. Готовится к печати его следующая книга « Большая стратегия России в XXI веке, ».
Посмотреть все работы Роберта Персона
Майкл Макфол
Майкл Макфол , бывший посол США в России, профессор политологии Стэнфордского университета, директор Института международных исследований Фримена Спольи и старший научный сотрудник Питера и Хелен Бинг в Гуверовском институте.
Его последняя книга — « От холодной войны к горячему миру: американский посол в путинской России » (2018).
Просмотреть все работы Майкла Макфола
У этого аргумента есть два изъяна: один касается истории, а другой — мышления Путина. Во-первых, расширение НАТО не было0017 константа источник напряженности между Россией и Западом, а переменная . За последние тридцать лет значимость этого вопроса то поднималась, то опускалась не в первую очередь из-за волн расширения НАТО, а скорее в результате волн демократической экспансии в Евразии. По очень четкой схеме жалобы Москвы на альянс усиливаются после демократических прорывов. Хотя трагические вторжения и оккупация Грузии и Украины обеспечили Путину де-факто право вето на их устремления в НАТО, поскольку альянс никогда не допустит страну, находящуюся под частичной оккупацией российскими войсками, этот факт подрывает заявление Путина о том, что нынешнее вторжение направлено против НАТО. членство.
Он уже заблокировал расширение НАТО во всех смыслах и целях, тем самым продемонстрировав, что сегодня он хочет чего-то гораздо более значительного в Украине: конца демократии и возвращения порабощения. 24 февраля в часовой бессвязной тираде, объясняющей его решение о вторжении, он прямо сказал об этом.
Эта реальность подчеркивает второй недостаток: поскольку главной угрозой для Путина и его авторитарного режима является демократия, а не НАТО, эта воспринимаемая угроза не исчезнет волшебным образом с введением моратория на расширение НАТО. Путин не перестанет пытаться подорвать демократию и суверенитет в Украине, Грузии или регионе в целом, если НАТО прекратит расширение. Пока граждане в свободных странах пользуются своими демократическими правами избирать собственных лидеров и устанавливать собственный курс во внутренней и внешней политике, Путин будет продолжать пытаться их подорвать. Заявленная Путиным цель «деназификации» в Украине — это кодовое слово для смены режима — антидемократической смены режима.
Как мы сюда попали
Безусловно, НАТО и ее расширение всегда были источником напряженности в американо-советских и американо-российских отношениях. Два десятилетия назад один из нас написал в соавторстве (с Джеймсом Голдгейером) книгу об отношениях между США и Россией, Сила и цель, , в которой есть глава под названием «НАТО — это слово из четырех букв». 2 Кремлевские лидеры Михаил Горбачев, Борис Ельцин, Путин и Дмитрий Медведев в разной степени выражали озабоченность по поводу расширения альянса.
С момента своего основания в 1949 году двери НАТО открыты для новых членов, отвечающих критериям приема. После распада СССР в 1991 году никого не должно удивлять, что страны, ранее аннексированные, порабощенные и подвергшиеся вторжению Советского Союза, могут стремиться к более тесным связям в сфере безопасности с Западом. Соединенные Штаты и другие союзники по НАТО усердно работали, чтобы не отрицать стремления этих новых свободных обществ, а также сотрудничали с Россией по вопросам европейской и других проблем безопасности.
Иногда они имели успех, а иногда нет.
Многие из тех, кто винит НАТО в нынешнем конфликте на Украине, упускают из виду тот факт, что за тридцать лет после окончания холодной войны отказ Москвы от расширения НАТО в разное время менялся в разные стороны.
Когда в 1997 году президент Борис Ельцин согласился подписать Основополагающий акт Россия-НАТО, Россия и альянс закрепили в этом соглашении всеобъемлющую программу сотрудничества. На церемонии подписания Ельцин заявил,
Что еще очень важно, так это то, что мы создаем механизмы консультаций и сотрудничества между Россией и Альянсом. И это позволит нам — на справедливой, равноправной основе — обсуждать, а в случае необходимости и принимать совместные решения по крупным вопросам безопасности и стабильности, по тем вопросам и по тем направлениям, которые затрагивают наши интересы. 3
В 2000 году во время визита в Лондон Путин, исполнявший обязанности президента России, даже предположил, что когда-нибудь Россия может вступить в НАТО:
Почему бы и нет? Почему нет .
. . Я не исключаю такой возможности. . . в том случае, если с интересами России будут считаться, если она будет равноправным партнером. Россия – часть европейской культуры, и я не рассматриваю свою страну в отрыве от Европы. . . Поэтому я с трудом представляю НАТО врагом. 4
. . Я не исключаю такой возможности. . . в том случае, если с интересами России будут считаться, если она будет равноправным партнером. Россия – часть европейской культуры, и я не рассматриваю свою страну в отрыве от Европы. . . Поэтому я с трудом представляю НАТО врагом. 4 Зачем Путину вступать в альянс, якобы угрожающий России?
После терактов 11 сентября президент США Джордж Буш и Путин установили тесные отношения сотрудничества для борьбы с общим врагом: терроризмом. В то время Путин был сосредоточен на сотрудничестве с НАТО, а не на конфронтации. Единственный раз, когда альянс применил Статью 5 о коллективной обороне, была поддержка интервенции НАТО в Афганистане, которую Путин поддержал в Совете Безопасности ООН. Затем он дополнил эту дипломатическую поддержку конкретной военной помощью альянсу, включая помощь Соединенным Штатам в создании военных баз в Узбекистане и Кыргызстане. Если бы НАТО было всегда угроза России и ее «сфере влияния», почему Путин способствовал открытию этих баз на постсоветском пространстве?
Во время своего визита в Соединенные Штаты в ноябре 2001 года Путин придерживался реалистичного, но готового к сотрудничеству тона:
Мы различаемся способами и средствами, которые, по нашему мнению, подходят для достижения одной и той же цели.
. . [Но] можно быть уверенным, что какое бы окончательное решение ни было найдено, оно не будет угрожать . . . интересы как наших стран, так и всего мира. 5 В интервью в том же месяце Путин заявил,
Россия признает роль НАТО в современном мире, Россия готова расширять свое сотрудничество с этой организацией. И если мы изменим качество отношений, если мы изменим формат отношений между Россией и НАТО, то я думаю, что расширение НАТО перестанет быть проблемой — перестанет быть актуальной проблемой. 6
Когда в 2002 году НАТО объявило о своем плане крупной (и последней большой) волны расширения, которая охватит три бывшие советские республики — Эстонию, Латвию и Литву, — Путин почти не отреагировал. Он, конечно же, не угрожал вторжением ни в одну из стран, чтобы не допустить их в НАТО. На конкретный вопрос в конце 2001 года, выступает ли он против членства стран Балтии в НАТО, он ответил: «Конечно, мы не в том положении, чтобы указывать людям, что им делать.
Мы не можем запретить людям делать определенный выбор, если они хотят повысить безопасность своих стран определенным образом». 7
Такой же настрой Путин придерживался даже тогда, когда речь шла о вступлении Украины в Атлантический альянс. В мае 2002 г. на вопрос о его взглядах на будущее отношений Украины с НАТО Путин беспристрастно ответил:
Я абсолютно убежден, что Украина не будет уклоняться от процессов расширения взаимодействия с НАТО и западными союзниками в целом. . У Украины свои отношения с НАТО; есть Совет Украина-НАТО. В конце концов, решение должны принять НАТО и Украина. Это дело двух партнеров. 8
Десять лет спустя, при президенте Медведеве, Россия и НАТО снова начали сотрудничать. На саммите НАТО в Лиссабоне в 2010 году Медведев заявил:
Период дистанции в наших отношениях и претензий друг к другу закончился. Мы с оптимизмом смотрим в будущее и будем работать над развитием отношений между Россией и НАТО во всех сферах.
. . [по мере продвижения к] полноценному партнерству. 9 На том саммите он даже обсуждал возможность сотрудничества России и НАТО по ПРО. Жалоб на расширение НАТО никогда не возникало.
С момента окончания холодной войны до вторжения Путина в Украину в 2014 году НАТО в Европе сокращало ресурсы и силы, а не наращивало их. Даже при расширении членства военный потенциал НАТО в Европе в 1990-е годы был намного выше, чем в 2000-х. В тот же период Путин тратил значительные ресурсы на модернизацию и расширение обычных вооруженных сил России, дислоцированных в Европе. Баланс сил между НАТО и Россией смещался в пользу Москвы.
Эти эпизоды предметного сотрудничества России и НАТО подрывают аргумент о том, что расширение НАТО всегда и постоянно было движущей силой конфронтации России с Западом в течение последних трех десятилетий. Исторические данные просто не подтверждают тезис о том, что расширяющаяся НАТО несет исключительную ответственность за антагонизм России с Западом и агрессию Москвы против Украины с 2014 года.
Скорее, мы должны искать в другом месте, чтобы понять подлинный источник враждебности Путина к Украине и ее западным партнерам. .
Более серьезной причиной напряженности стала серия демократических прорывов и народных протестов за свободу в посткоммунистических странах на протяжении 2000-х годов, которые многие, включая Путина, называют «цветными революциями». 10 Путин считает, что национальным интересам России угрожает то, что он описывает как перевороты, поддерживаемые США. После каждого из них — Сербии в 2000 г., Грузии в 2003 г., Украины в 2004 г., «арабской весны» в 2011 г., России в 2011–2012 гг. и Украины в 2013–2014 гг. — Путин поворачивался к более враждебной политике по отношению к Соединенным Штатам, а затем сослался на угрозу НАТО в качестве оправдания для этого.
Борис Ельцин никогда не поддерживал расширение НАТО, но согласился на первый раунд расширения в 1997 году, потому что считал, что его тесные связи с президентом Биллом Клинтоном и Соединенными Штатами не стоят того, чтобы жертвовать этим сравнительно меньшим делом.
В рамках программы НАТО «Партнерство ради мира» и особенно Основополагающего акта Россия-НАТО Клинтон и его команда приложили значительные усилия для поддержания позитивных отношений между США и Россией, в то же время управляя расширением НАТО. 1999 годБомбардировки Сербии НАТО с целью остановить этническую чистку в Косово стали серьезной проверкой этой стратегии, но выжили отчасти потому, что Клинтон предоставила Ельцину и России роль в переговорном решении. Когда год спустя в результате первой посткоммунистической цветной революции Слободан Милошевич был свергнут, новый президент России Путин выразил сожаление по этому поводу, но не стал слишком остро реагировать. В то время он еще рассматривал возможность сотрудничества с Западом, в том числе с НАТО.
Однако следующий виток демократической экспансии в постсоветском мире, «революция роз» 2003 года в Грузии, значительно обострил напряженность в отношениях между США и Россией. Путин прямо обвинил Соединенные Штаты в том, что они содействовали этому демократическому прорыву и помогли установить на посту президента Михаила Саакашвили, которого он считал проамериканской марионеткой.
Сразу после «революции роз» Путин стремился подорвать грузинскую демократию, в конце концов вторгшись в страну в августе 2008 года и признав два грузинских региона — Абхазию и Южную Осетию — независимыми государствами. В 2008 г. американо-российские отношения достигли нового постсоветского минимума9.0003
Через год после «революции роз» в 2004 г. в Украине разразилась наиболее последовательная демократическая экспансия в постсоветском мире, Оранжевая революция. 11 В годы, предшествовавшие этому демократическому Леонид Кучма был относительно сбалансирован между востоком и западом, но с постепенным улучшением связей между Киевом и Москвой. Ситуация изменилась, когда фальсифицированные президентские выборы в конце 2004 года вывели на улицы сотни тысяч украинцев, в конечном итоге сместив избранного Кучмой и Путиным преемника Виктора Януковича. 12 Вместо этого к власти пришла продемократическая и прозападная Оранжевая коалиция во главе с президентом Виктором Ющенко и премьер-министром Юлией Тимошенко.
По сравнению с Сербией в 2000 году или Грузией в 2003 году украинская оранжевая революция представляла для Путина гораздо большую угрозу. Во-первых, Оранжевая революция произошла внезапно и в гораздо более крупной и стратегически важной стране на границе с Россией. Резкий разворот Ющенко и его союзников на Запад поставил Путина перед перспективой того, что он «потерял» страну, которой придавал огромное символическое и стратегическое значение.
Для Путина Оранжевая революция подорвала основную цель его великой стратегии: установить привилегированную и исключительную сферу влияния на территории, которая когда-то входила в состав Советского Союза. 13 Путин верит в сферы влияния — что как великая держава Россия имеет право накладывать вето на суверенные политические решения своих соседей. Путин также требует исключительных прав в своем соседстве: Россия может быть единственной великой державой, которая пользуется такой привилегией (или даже развивает тесные связи) с этими странами.
Эта позиция значительно ужесточилась после примирительной позиции Путина в 2002 году, когда влияние России на Украине ослабло, а граждане Украины неоднократно заявляли о своем желании вырваться из-под контроля Москвы. Теперь требуется подчинение. Как объяснил Путин в недавней статье, по его мнению, украинцы и русские — это «один народ», который он стремится воссоединить, пусть даже и с помощью принуждения. 14 Поэтому для Путина «потеря» Украины в 2004 году стала важным негативным поворотным моментом в американо-российских отношениях, который был гораздо более заметным, чем вторая волна расширения НАТО, завершившаяся в том же году.
Во-вторых, те украинцы, которые встали на защиту своей свободы, были, по собственной оценке Путина, славянскими братьями, имеющими тесные исторические, религиозные и культурные связи с Россией. Если это могло произойти в Киеве, то почему не в Москве? Несколько лет спустя это почти произошло в России, когда в Москве, Санкт-Петербурге и других городах после фальсифицированных парламентских выборов в декабре 2011 года вспыхнула серия массовых протестов9.
0123 15 Это были крупнейшие акции протеста в России с 1991 года, когда распался Советский Союз. Впервые за более чем десятилетие пребывания Путина у власти простые россияне продемонстрировали, что у них есть и воля, и способность угрожать его власти. 16 Это народное восстание в России произошло в том же году, что и Арабская весна, и за ним последовало возвращение Путина в Кремль в качестве президента на третий срок в 2012 году. Сочетание этих массовых протестов и переизбрания Путина на пост президента вызвало еще один серьезный негативный поворот в американо-российских отношениях и положило конец «перезагрузке», начатой президентами Бараком Обамой и Дмитрием Медведевым в 2009 г.. 17 Демократическая мобилизация, сначала на Ближнем Востоке, а затем по всей России, а не расширение НАТО, положила конец этой последней главе американо-российского сотрудничества. С тех пор новых глав сотрудничества не было.
Российско-американские отношения еще больше ухудшились в 2014 году, опять же из-за новой демократической экспансии, а не расширения НАТО.
Следующая демократическая мобилизация, угрожающая Путину, снова произошла в Украине в 2013–2014 годах. После Оранжевой революции 2004 года Путин не вторгся в Украину, но использовал другие инструменты влияния, чтобы помочь своему протеже Виктору Януковичу шесть лет спустя с небольшим перевесом победить на президентских выборах в Украине. Янукович, однако, оказался не верным кремлевским слугой, а попытался наладить связи как с Россией, так и с Западом. В конце концов Путин заставил Януковича сделать выбор, и президент Украины выбрал Россию в ноябре 2013 года, когда он отказался от подписания соглашения об ассоциации с ЕС в пользу членства России в Евразийском экономическом союзе.
К удивлению всех в Москве, Киеве, Брюсселе и Вашингтоне, решение Януковича сорвать это соглашение с ЕС снова спровоцировало массовые демонстрации в Украине, когда сотни тысяч украинцев вышли на улицы в районе, который позже стал известен как Евромайдан или «революция достоинства» в знак протеста против поворота Януковича от демократического Запада.
Уличные протесты длились несколько недель, трагически отмеченные убийством десятков мирных демонстрантов правительством Януковича, окончательным крахом этого правительства и бегством Януковича в Россию в феврале 2014 года, а также приходом к власти в Киеве нового прозападного правительства. Путин «потерял» Украину во второй раз за десятилетие, опять же из-за демократической смены режима.
Но на этот раз Путин нанес ответный удар с применением военной силы, чтобы наказать предполагаемых поддерживаемых США неонацистских узурпаторов в Киеве. российские вооруженные силы захватили Крым; Позже Москва аннексировала Украинский полуостров. Путин также предоставил деньги, оборудование и солдат для поддержки сепаратистов на востоке Украины, разжигая кипящую восьмилетнюю войну на Донбассе, унесшую жизни примерно четырнадцати тысяч человек. После вторжения — не раньше — Путин усилил свою критику расширения НАТО, чтобы оправдать свои воинственные действия.
В ответ на эту вторую украинскую демократическую революцию Путин пришел к выводу, что кооптация через выборы и другие невоенные средства должна быть дополнена более сильным принудительным давлением, включая военное вмешательство.
После Революции Достоинства Путин предпринял беспрецедентную атаку на украинскую демократию, используя весь спектр военного, политического, информационного, социального и экономического оружия в попытке дестабилизировать и в конечном итоге свергнуть демократически избранное правительство Украины. 18 Отношения Украины с НАТО и Соединенными Штатами были лишь симптомом того, что Путин считает основной болезнью: суверенной, демократической Украины.
Настоящая Путина
Casus Belli : Украинская демократия Удивительно, но восемь лет неослабевающего давления России не сломили украинскую демократию. Как раз наоборот. После путинской аннексии и продолжающейся поддержки войны на Донбассе украинцы теперь более сплочены по этническим, языковым и региональным различиям, чем когда-либо в истории Украины. В 2019 году, Владимир Зеленский победил на президентских выборах в Украине на убедительных выборах, получив поддержку населения во всех регионах страны. Неудивительно, что война Путина на востоке Украины также вызвала больший энтузиазм украинцев по поводу вступления в НАТО.
В феврале 2022 года Путин приступил к новой стратегии уничтожения украинской демократии: массированное военное вмешательство. Путин утверждает, что его цель — остановить расширение НАТО. Но это фикция. В отношениях Украины и НАТО за последний год ничего не изменилось. Это правда, что Украина стремится когда-нибудь вступить в НАТО. (Эта цель даже заложена в украинской конституции.) Но хотя лидеры НАТО по-прежнему привержены принципу политики открытых дверей, перед войной они также четко заявили, что Украина еще не имеет права на вступление. Путина casus belli — его собственное изобретение.
Накануне своего вторжения путинская стратегия по подрыву украинской демократии выглядела так, как будто она может быть успешной без военной силы. Сама угроза войны нанесла значительный ущерб украинской экономике и вызвала новые разногласия между политическими партиями Украины по поводу того, как Зеленский справился с подготовкой к кризису. Некоторые утверждали, что Зеленский должен был создать новую большую коалицию или правительство единства; другие сетовали на его предполагаемую неадекватную подготовку к войне.
А некоторые утверждали, что Зеленский продемонстрировал свою дипломатическую неопытность, споря с президентом США Джо Байденом о вероятности российского вторжения в то время, когда единство с Западом было нужнее всего.
Но нетерпеливый и злой Путин больше ждать не мог. Он атаковал всей мощью российских вооруженных сил. Когда это эссе отправляется в печать, война все еще бушует.
Стратегия Путина до сих пор приводила к обратным результатам. Вопреки его ожиданиям, применение Путиным силы укрепило украинскую демократию, а не ослабило ее. Его решение вторгнуться в Украину объединило украинцев и укрепило популярность и имидж Зеленского как лидера нации. В то время как Путин остается изолированным от своих подданных и даже от своих придворных, пока его бомбы сеют разрушения в далекой стране, харизматичный Зеленский поклялся остаться в Киеве со своими солдатами и бороться за демократическое будущее Украины, объединяя общественное мнение в Украине и во всем мире. Путин может по-прежнему верить, что такой вещи, как украинская нация, не существует, как он неоднократно заявлял.
Но точно так же, как войны формировали национальную идентичность на протяжении веков, российская агрессия воодушевила украинский народ, который навсегда отвернется от московского самодержавия, решив вместо этого принять универсальную ценность свободы — свободу от российского господства, свободу выбирать свою судьбу, свобода жить в мире.
Но, несмотря на ранние украинские успехи на поле боя, долгосрочное выживание украинской демократии висит на волоске. Продолжающаяся воинственная риторика Путина и неприятие любых серьезных попыток договориться о прекращении огня позволяют предположить, что наступление Москвы будет продолжаться. Первоначальные военные операции России предполагают, что Путин предвидел молниеносное вторжение с нескольких фронтов, которое встретит небольшое сопротивление и быстро окружит Киев, что приведет к насильственному отстранению Зеленского от власти. Новые выборы, проведенные под прицелом, дадут Путину желаемое им марионеточное правительство, как это произошло в Восточной Европе после Второй мировой войны в тени советских танков.
В одном украинском городе Мелитополе в факсимиле сталинских методов в Восточной Европе после 1945 февраля российские оккупационные силы уже сместили мэра и установили марионетку Москвы. Однако на момент написания этой статьи российские вооруженные силы увязли в яростном украинском сопротивлении и теперь приспосабливаются к неприятной перспективе долгого и кровавого бреда по негостеприимной украинской территории. Украинцы будут относиться к российским армиям как к оккупантам 1941 года, а не освободителям 1945 года. Слишком рано предсказывать исход этой ужасной войны. Но, несмотря на пока плохую работу российской армии, нет никаких доказательств того, что Путин отказался от своей цели — отстранить Зеленского от власти и подчинить Украину контролю Москвы.
Путину может и не нравиться расширение НАТО, но он на самом деле не боится этого. Россия обладает самой большой армией в Европе, переполненной за два десятилетия щедрых расходов. НАТО является оборонительным союзом. Он никогда не нападал на Советский Союз или Россию и никогда не нападет.
Путин это знает. Но Путину угрожает процветающая демократия на Украине. Он не может терпеть успешную и демократическую Украину на границе с Россией, особенно если украинский народ также начнет экономически процветать. Это подорвало бы стабильность кремлевского режима и предложило бы обоснование авторитарного государственного руководства. Точно так же, как Путин не может позволить воле российского народа управлять будущим России, он не может позволить народу Украины, который имеет общую культуру и историю, реализовать процветающее, независимое и свободное будущее, за которое они голосовали и за которое боролись.
Хотя шанс стабильного прекращения огня сегодня кажется маловероятным, беспрецедентные санкции и растущее общественное инакомыслие в России теоретически могут вынудить Путина сесть за стол переговоров. Туман войны густой. Но где бы ни были остановлены российские оккупанты — будь то Луганск и Донецк, Харьков, Мариуполь, Херсон, Одесса, Киев или Львов, — Кремль останется приверженным подрыву украинского (и грузинского, молдавского, армянского, и этот список можно продолжить) ) демократия и суверенитет до тех пор, пока Путин остается у власти, а может быть, и дольше, если в России сохранится самодержавие.
И украинский народ уже доказал свою храбрость: он будет бороться за свою демократию до тех пор, пока российские войска не покинут Украину.
Мнения, выраженные в этом эссе, принадлежат авторам и не отражают официальную позицию армии США, Министерства обороны или правительства США.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Джон Дж. Миршаймер, «Почему в кризисе на Украине виноват Запад: либеральные заблуждения, которые спровоцировали Путина», Foreign Affairs 93 (сентябрь–октябрь 2014 г.): 77.
2. Джеймс М. , Голдгейер и Майкл Макфол, Сила и цель: политика США в отношении России после холодной войны (Вашингтон, округ Колумбия: Brookings Institution Press, 2003).
3. Офис пресс-секретаря Белого дома, «Подписание Основополагающего акта Россия-НАТО», 27 мая 1997 г., https://clintonwhitehouse5.archives.gov/WH/new/Europe/19970527-814.html .
4. Дэвид Хоффман, «Путин говорит «Почему бы и нет?» вступлению России в НАТО», 
, www.washingtonpost.com/archive/politics/2000/03/06/putin- говорит-почему-не-в-вступление-россии-нато/c1973032-c10f-4bff-9174-8cae673790cd .
5. Боб Кемпер, «Буш, Путин преуменьшает различия», Chicago Tribune, 16 ноября 2001 г., www.chicagotribune.com/news/ct-xpm-2001-11-16-0111160193-story.html 9001 7 .
6. «Стенограмма интервью Роберта Сигела с Владимиром Путиным», NPR, 15 ноября 2001 г., https://legacy.npr.org/news/specials/putin/nprinterview.html .
7. «Стенограмма интервью Роберта Сигела с Владимиром Путиным».
8. Заявление для прессы и ответы на вопросы на совместной пресс-конференции с Президентом Украины Леонидом Кучмой, Президент России, 17 мая 2002 г., http://en.kremlin.ru/events/president/transcripts/21598 .
9. «Пресс-конференция по итогам заседания Совета Россия-НАТО», Президент России, 20 ноября 2010 г., http://en.kremlin.ru/events/president/transcripts/9570 .
10. Майкл Макфол, «Переходы от посткоммунизма», Journal of Democracy 16 (июль 2005 г.): 5–19.
11. Андерс Ослунд и Майкл Макфол, Революция в Оранжевой: Истоки демократического прорыва в Украине (Вашингтон, округ Колумбия: Фонд Карнеги за международный мир, 2006).
12. Макфол, «Переходы от посткоммунизма», 5.
13. Роберт Персон, «Четыре мифа о большой стратегии России», Центр стратегических и международных исследований, 22 сентября 2020 г., https://www.csis. org/blogs/post-soviet-post/four-myths-about-russian-grand-strategy .
14. Владимир Путин, «Об историческом единстве русских и украинцев», Президент России, 12 июля 2021 г.,
15. Денис Волков, «Путинизм в осаде: протестующие и общественность», Journal of Democracy 23 (июль 2012 г.): 55–62.
16. Роберт Персон, «Баланс угроз: внутренняя неуверенность Владимира Путина», Journal of Eurasian Studies 8, no.