Столица персии в 18 веке: Легенды и мифы Персии, цена 147600 RUB

Столица Персии в 16-18 веках, 7 (семь) букв

Вопрос с кроссворда

Ответ на вопрос «Столица Персии в 16-18 веках «, 7 (семь) букв:
исфахан

Альтернативные вопросы в кроссвордах для слова исфахан

Название этого города в переводе с древнеиранского означает «войско, военный лагерь»

Район Ирана

Город в центре Ирана

(остан) одна из 30 провинций Ирана. Находится в центре страны. Столица

Столица Персии в XVI-XVIII веках

Город в Иране

Определение слова исфахан в словарях

Википедия Значение слова в словаре Википедия
Исфахан — многозначное географическое название: Исфахан — город в Иране, административный центр остана Исфахан. Упоминается Птолемеем, как Aspadana. Исфахан — остан в Иране. Исфахан — шахрестан в составе одноимённой иранской провинции.

Примеры употребления слова исфахан в литературе.

Дворянин Темир Васильевич, прославленный кулачными боями в Замоскворечье, по привычке не мог держать руки в спокойном состоянии и, сжимая и разжимая в огромном кулаке серебряный аббаси, задорно произнес: — Его Аббас-шахово величество не хочет ни с которыми государи быти в такой любви, што с нашим, а недругов царя всея Руси турских послов допустил в царствующий град Исфахан, а как послышал приход нас, государевых послов, велел турских послов развести по иным городам, дабы нам не догадаца о ссылке его Аббас-шахова величества с турскими послами.

Кахетинский царь Теймураз, недавно похоронивший любимую жену Анну Гурийскую, прибыл в Исфахан по приглашению шаха, якобы пожелавшего утешить своего воспитанника в тяжелой потере.

Что же до Юсуфа, то и Керим, когда они вернутся в Исфахан, найдет случай отплатить злоязычнику тем же, ибо шах-ин-шах не поверил клевете, и благородные ханы едва скрывали возмущение.

И рассказы русских купцов, вернувшихся из Ирана, о мужественной борьбе грузин с басурманами, и донесения русских послов из Исфахана о неслыханных страданиях Картли и Кахети, обороняющихся против шаха Аббаса, вызывали сочувствие московского люда, а интересы государства требовали сохранить доброе соседство с Ираном, дабы утвердиться на прикаспийском пути и развязать себе руки на западе.

Угадывая настроение эфенди, Дато задорно подбоченился: — Знаешь, Абу, в прошлую пятницу на кейфе, когда все веселое было пересказано, один знатный паша просил еще повеселить собравшихся, и я рассказал, как ты в Исфахане — помнишь?

Омару Хайяму и его новым друзьям — Исфазари, Васити и другим способным астрономам, приглашенным в Исфахан, в пору было стонать со страху, — когда, сойдясь в дворцовой библиотеке, они перерыли сотни книг с описанием вавилонских, египетских, сабейских, индийских обсерваторий.

Источник: библиотека Максима Мошкова

Персеполь, Пасаргады и некрополь Накше-Рустам – дыхание Персии, одной из древнейших империй мира (Иран, )

    Месопотамия и Вавилон, Древняя Греция и Афины, Древняя Персия и Персеполь существовали в Евразии ещё в I – XV веках до нашей эры. Некоторые из этих древнейших цивилизаций и их столиц остались только в памяти поколений, а другие сохранились до сих пор. И одно из таких мест находится в Иране. Это руины легендарного Персеполя – главного города первой персидской империи Ахеменидов (550-330 г. до н.э.) во времена расцвета её культуры.

     Бывшая столица древней Персии была основана в 518 г до н.э., строилась тремя императорами Дарием Великим, Ксерксом и Артаксерксом I и была закончена в середине V веке до н.э. Город-дворец или город-праздник создавался тогда, когда империя Ахеминидов простиралась от реки Инд до Эгейского моря с востока на запад, от порогов Нила до Закавказья с юга на север. Но в отличие от многих античных городов здесь не использовали труд рабов, а приглашали лучших строителей и мастеров со всей Персидской империи — Вавилонии, Ассирии, Египта и Ионии.

     Тогда велись бесконечные войны с полисами Древней Греции, часто с переменным успехом. В 480 г до н.э. удача была на стороне персов, огромное войско царя Ксеркса дошло до Афин, город был сожжен, а Акрополь разрушен. Но через 150 лет все изменилось: уже непобедимый Александр Македонский пошел в свой наступательный поход и, дойдя до Персии, сжег его столицу – Персеполь.

     Об этом повествует исторический роман советского писателя И.А. Ефремова «Таис Афинская». Насколько он соответствует правде – узнать никогда не удастся. Но романтическая фабула о том, как во время пира греческая куртизанка Таис подбила нетрезвого 26-летнего Великого Александра на месть за Афины, захватывает внимание читателей. Так или иначе, но прекрасные дворцы Персеполя, в которых греки отдыхали после похода, были сожжены, город стал приходить в упадок, а потом на долгие века — забыт.

     Любительские раскопки на территории Персеполя велись и в XIX, и в XX веках, но только в 1930 году немецкие археологи всерьез занялись его раскопками, которые заняли у них восемь лет. Они и открыли миру этот восхитительный даже в руинах древнейший город Персии. Сегодня он внесен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО и является одних из наиболее популярных у туристов иранских исторических памятников.

     Персополь находится на расстоянии 50 км от Шираза и в 900 км к югу от Тегерана. Его развалины представляют собой огромный комплекс площадью 135 000 м² на высокой насыпной террасе. Город оживал именно в дни торжеств в те лучшие времена империи Ахеменидов. Поэтому главная достопримечательность — дворец Ападана с церемониальным залом с 72 колоннами, 13 из которых сохранились.

     Туристы осматривают две парадные лестницы, ведущие в залы Ападана, и уникальные рельефы, высеченные на плитах-стенах. На них изображены картины празднования Навруза (древнего Нового года) и приношение даров представителями покорённых народов. На камне прекрасно сохранились сцены сражений царя с демонами, торжественное шествие царской гвардии и слуг, несущих баранов, сосуды, бурдюки с вином. Часть предметов и статуй из Персеполя хранятся в национальном музее в Тегеране.

     Экскурсия знакомит с руинами и других культовых и жилых помещений: Залом ста колонн (по количеству найденных оснований колонн) и «Тройными воротами» (Трипилоном), имперской сокровищницей и кладовыми, другими дворцами и гаремом, гробницами Артаксеркса II и Артаксеркса III.

Высокий уровень цивилизации империи древних персов во времена их могущества отражают и канализационные сети Персеполиса. Они были одним из самых сложных в древнем мире и направляли воды сверху вниз от северных областей – к югу, для обслуживания жителей города и их потребностей в воде.

     При династии Пехлеви — последних шахов Ирана, сделавших ставку на иранский национализм в противовес исламизации, Персеполю уделялось большое значение и внимание, как символу иранской государственности. Поэтому в октябре 1971 года пышно отмечали 2500-летие установления монархи в Иране. У стен древней столицы был установлен палаточный лагерь, который называли «Золотой город». Этот роскошный проект был разработан лучшими французскими дизайнерами и художниками по интерьеру. Празднование проходило несколько дней, включая костюмированный парад и фейерверки. Но всего через 8 лет 1 апреля 1979 г. Иран был объявлен первой Исламской республикой, а шах отправлен в эмиграцию.

     Недалеко от Персеполя, в 5 км от него находится некрополь Накше-Рустам. Здесь в скалах вырезаны фасады гробниц четырех персидских царей эпохи Ахеменидов: Дария I, Дария II, Ксеркса, Артаксеркса. Чем-то они напоминают Иорданскую Петру, но являются более древними и скромными на вид. Их разделяют три-четыре века, за которые, очевидно, был достигнут технологический прогресс в работе с камнем. После исламского завоевания память о некогда могущественных зороастрийских царях стерлась из памяти. Однако величественные барельефы, вырезанные в вертикальных скалах, не могли не впечатлять, и народ приписал их создание легендарному богатырю Рустаму из древнеперсидских мифов! Отсюда и странное наименование этой археологической достопримечательности: Накше-Рустам в переводе с персидского означает «Картины Рустама».

     Помимо гробниц на территории археологической зоны находится так называемый

Куб Заратустры или Кааба Зороастра. Это архитектурное сооружение имеет форму квадратной башни и датируется V веком до н.э. Оригинальные название и назначение сооружения не известно. Учёные предполагают, что в прежние времена внутри возможно располагался зороастрийский храм огня или мавзолей.

     Пасаргады – еще более древняя столица Персии, чем Персеполь. Она была заложена в середине VI века до н.э. и находится примерно в 70 км от Города-праздника. Пасаргады переводится как Сады Фарса, поскольку находятся в плодородной долине, живописной и до настоящего времени. Самое сохранившееся сооружение – это гробница Кира II. Этот мавзолей персидского царя Кира, вошедшего в историю как Великий, выглядит снаружи довольно скромно. Но греческие историки писали, что когда через два века Александр Македонский приказал вскрыть гробницу, то внутри в тесном помещении были найдены и останки Кира в золотом саркофаге, и роскошные царские одеяния, ковры, золотая посуда и многочисленные ювелирные украшения.

     Археологическая зона Пасаргад – огромна, почти в 10 раз больше по площади, чем Персеполь. Но сегодня она практически пустынна. Помимо мавзолея Кира здесь сохранились только почти полностью разрушенные останки крепости Толл-е-Тахт, руины двух царских дворцов и четырёхуровневые сады Чахар Баг. Перед глазами туристов из древности «прорастают» основания десятков колонн, портики, каменные царские троны и барельефы. Уже тогда люди пытались противостоять природным катаклизмам, поэтому планировка города осуществлялась так, чтобы он мог выдержать землетрясения достаточно большой силы, а в сооружениях были применены первые технологии сейсмоустойчивости. Но город был разрушен не землетрясением, а постепенным забытьем после переноса столицы в Персеполь, и особенно – после нашествия войск Александра Македонского. Интересным фактом, пришедшим к нам через века, является то, что усыпальница Кира была для архитектора А.В. Щусева одним из прообразов мавзолея Ленина. Во всяком случае, так считается.

Исфахан: скрытая жемчужина Ирана | Путешествие

Четыреста лет назад Исфахан был больше Лондона и более космополитичен, чем Париж. Самый известный мост города, Si-o Seh Pol (мост 33 арок), имеет длину почти 1000 футов и ширину 45 футов. Гейт Абдул-Ахад

Двор покрыт мелкой коричневой пылью, окружающие стены рушатся, а отслаивающаяся штукатурка того же монотонного цвета хаки, что и земля. Этот ветхий дом в полуразрушенном лабиринте узких улочек в Исфахане, Иран, мало что напоминает о временах славы старой столицы 17 века. Внезапно забрызганный краской рабочий, ковыряющий ближайшую стену, кричит, машет своим стальным мастерком и указывает. Под грубым слоем соломы и грязи появляется выцветшее, но отчетливое множество синих, зеленых и желтых абстрактных узоров — намек на ослепительные формы и цвета, которые когда-то заставляли этот двор танцевать под мерцающим солнцем.

Я прижимаюсь к стене с Хамидом Мазахери и Мехрдадом Муслемзаде, двумя иранскими художниками-предпринимателями, которые восстанавливают этот особняк до его былого великолепия. Когда эти мозаики были еще яркими, Исфахан был больше, чем Лондон, более космополитичен, чем Париж, и, по некоторым сведениям, величественнее даже легендарного Стамбула. Элегантные мосты пересекали скромную реку, богато одетые игроки в поло носились по самой большой площади в мире, а горизонт украшали сотни куполов и минаретов. Европейцы, турки, индийцы и китайцы стекались к сверкающему персидскому двору, центру огромной империи, простирающейся от реки Евфрат на территории современного Ирака до реки Оксус в Афганистане. В 17 веке богатство и величие города вдохновили рифмованную пословицу 9.0005 Isfahan nesf-e jahan , или «Исфахан — это полмира».

После того, как жестокая осада разрушила этот золотой век в начале 18-го века, новые правители в конце концов перенесли столицу в Тегеран, оставив Исфахан чахнуть в качестве провинциальной заводи, что не случайно не оставило нетронутыми многие памятники старого города. «Можно исследовать в течение нескольких месяцев, не останавливаясь на достигнутом», — восхищался британский путешественник Роберт Байрон во время своего путешествия по Азии в 1933–1934 годах. Этот артистизм он написал в году Дорога в Оксиану , «причисляет Исфахан к тем более редким местам, таким как Афины или Рим, которые являются общим освежением человечества».

Сегодня, однако, город в основном известен за границей как место расположения главного иранского центра ядерных исследований. То, что когда-то было сонным городом, превратилось в третий по величине мегаполис страны, окруженный расширяющимися пригородами, заводами и задыхающимся трафиком с более чем тремя миллионами человек. Ничто так не символизирует обескураживающую современность Ирана, как его запуск в феврале спутника под названием 9.0005 Омид (Надежда). В Исфахане, однако, надежда резко снижается. Элегантному городскому ландшафту, пережившему нашествия афганских соплеменников и монгольских набегов, теперь угрожает небрежность и безрассудная городская застройка.

Мазахери и Муслемзаде принадлежат к новому поколению исфаханцев, которые хотят восстановить не только здания, но и репутацию своего города как персидской Флоренции, которая, как они надеются, однажды снова покорит жителей Запада своими чудесами. Внутри прохладного и темного интерьера дома, который в настоящее время находится в их центре внимания, свежевыкрашенный белый оштукатуренный потолок изобилует фестончатыми сталактитами. Нежные позолоченные розы обрамляют настенные росписи идиллических садов. (Рай — это персидское слово, означающее «обнесенный стеной сад».) Над центральным камином сотни встроенных зеркал отражают свет со двора. «Мне нравится эта профессия», — говорит Сафоува Салджуги, молодой студент-художник в чадре, который протирает выцветшую картину с цветами в углу комнаты. «У меня особое отношение к этим местам».

Дом, возможно, был построен в 17 веке богатым купцом или преуспевающим государственным чиновником, а затем перестроен в соответствии с изменяющимися вкусами в течение следующих двух столетий. Даже заслонка камина имеет изящную форму павлина. «Украшение и функция вместе», — говорит Мазахери на ломаном английском. Расположенный всего в нескольких минутах ходьбы от средневековой пятничной мечети, дом выполнен в классическом иранском стиле: центральный двор, окруженный комнатами с двух сторон, единственный вход с третьей и величественный двухэтажный зал для приемов с большими окнами с четвертой.

Ракетные обстрелы во время войны Саддама Хусейна в Ираке в начале 1980-х опустошили этот старый район, а дом сильно пострадал от вандализма. Пока Муслемзаде руководит тщательной реставрацией Салджуги, Мазахери кивает на зияющие дыры в приемной, где когда-то стояли витражи в дубовой раме, заливавшие интерьер радугой ярких цветов. «В Исфахане осталось еще несколько мастеров, которые могут восстановить такие окна», — говорит он. Только на ремонт сложной лепнины потолка у пяти специалистов на строительных лесах ушло более года.

По образованию специалист по методам консервации, худощавый и энергичный 38-летний Мазахери говорит, что построил реставрационный бизнес, который занимается реставрацией всего, от старых руин до настенных росписей 17-го века. Вместе со своим 43-летним коллегой Муслемзаде, изучавшим реставрацию произведений искусства в Санкт-Петербурге, Россия, они тратят свое время и деньги на то, чтобы превратить развалины дома в чайхану, где посетители смогут оценить традиционные исфаханские ремесла, музыку и искусство. Как и многие исфаханцы, которых я встречал, они приветствуют иностранцев, освежающе открыты и безмерно гордятся своим наследием. Без тени иронии или уныния Мазахери оглядывает недостроенную приемную и говорит: «На то, чтобы привести это место в порядок, может уйти еще пять лет».

История Исфахана представляет собой эпический цикл сказочного бума и катастрофического краха. Здесь дорога, идущая через Иранское плато на восток к Месопотамской равнине, встречается с путем, соединяющим Каспийское море на севере с Персидским заливом на юге. Эта география связывала судьбу города с торговцами, паломниками и армиями, которые проходили через него. Благодаря приятному климату — город расположен почти на той же высоте, что и Денвер, и имеет относительно мягкое лето — Исфахан превратился в шумный городок на перекрестке дорог древней Персии.

Таксист, внимательно листая свой персидско-английский словарь, пока он сворачивает в плотное движение, предлагает продать мне золотую статую, которой, как он утверждает, 5000 лет. Я был бы удивлен, если бы он был подлинным — не в последнюю очередь потому, что такие древние артефакты остаются неуловимыми, что затрудняет определение точной эпохи, когда Исфахан превратился в городской центр. То немногое, что удалось найти о далеком прошлом города, я вижу в подвале управления культурного наследия, безукоризненно отреставрированном 19вилла 19-го века прямо по улице от проекта Мазахери и Муслемзаде. На кафельном полу стоят несколько ящиков с каменными инструментами, а на пластиковом столе — пара десятков гончарных изделий, на одном из которых изображена извивающаяся змея. В нескольких милях от города, на вершине внушительного холма, находятся нераскопанные руины храма, который, возможно, был построен во времена Сасанидской империи, господствовавшей в регионе до арабского завоевания в 7 веке н.э. В самом городе итальянские археологи раскопки под пятничной мечетью незадолго до 1979 «Исламская революция» обнаружила колонны в сасанидском стиле, намекая на то, что это место изначально могло быть зороастрийским храмом огня.

Первый зарегистрированный золотой век города восходит к приходу турок-сельджуков из Средней Азии в 11 веке. Они превратили город в свою столицу и построили великолепную площадь, ведущую к увеличенной Пятничной мечети, украшенной двумя куполами. Хотя южный купол мечети, обращенный к Мекке, больше и грандиознее, именно северный купол внушал трепет паломникам на протяжении тысячи лет. Глядя на вершину на высоте 65 футов над тротуаром, я чувствую приятное и неожиданное головокружение, идеальный баланс гармонии в движении. «Каждый элемент, подобно мышцам тренированного спортсмена, выполняет свою функцию с крылатой точностью», — писал Роберт Байрон.

В отличие от базилики Святого Петра в Риме или собора Святого Павла в Лондоне, здесь нет скрытых цепей, удерживающих оба купола на месте; архитекторы рассчитывали только на свои математические и инженерные способности. Тщательный анализ северного купола в 1990-х годах показал, что он необычайно точен не только для XI века, но даже по сегодняшним меркам. Это изящное сооружение, известное как Гунбад-и-Хаки (купол земли), могло быть создано под влиянием или даже спроектировано одним из самых известных персидских поэтов Омаром Хайямом, который был приглашен в Исфахан в 1073 году, чтобы возглавить султанскую обсерваторию. Хотя Хайям запомнился прежде всего своими стихами, он также был блестящим ученым, написавшим основополагающую книгу по алгебре, реформировавшим календарь и, как говорят, продемонстрировавшим, что Солнце было центром Солнечной системы за 500 лет до Коперника.

Алпай Оздурал, турецкий архитектор, преподававший в Университете Восточного Средиземноморья до своей смерти в 2005 году, считал, что Хайям сыграл ключевую роль в выравнивании и строительстве купола в 1088–1089 годах, создав то, что можно сравнить с математической песней из кирпича. (Хотя многие ученые скептически относятся к этой теории, Оздурал утверждал, что дразнящий ключ к разгадке можно найти в стихах из поэзии Хайяма: «Моя красота редка, мое тело прекрасно на вид, высокое, как кипарис, цветущее, как тюльпан; и все же я Не знаю, почему рука Судьбы послала меня благословить этот купол удовольствий Земли».) Всего через три года после завершения строительства купола султан умер, обсерватория закрылась, реформированный календарь был отменен, а Хайям, мало терпения по отношению к исламской ортодоксии — позже навсегда покинул Исфахан.

Более века спустя, в 1228 году, прибыли монгольские войска, пощадившие архитектуру, но предавшие мечу многих жителей. Город пришел в упадок, и между соперничающими суннитскими сектами вспыхнули боевые действия. «Исфахан — один из крупнейших и прекраснейших городов, — писал арабский путешественник Ибн Баттута, проезжая через него в 1330 году. — Но большая часть его теперь лежит в руинах». Двумя поколениями позже, в 1387 году, завоеватель Средней Азии Тамерлан отомстил за восстание в Исфахане, убив 70 000 человек. Здания снова остались нетронутыми, но люди Тамерлана добавили свой жуткий монумент в виде башни из черепов.

Пройдет еще два века, прежде чем Исфахан снова возвысится под властью шаха Аббаса I, величайшего правителя Империи Сефевидов (1501-1722 гг. н.э.). Жестокий, как русский Иван Грозный, хитрый, как английская Елизавета I, и экстравагантный, как Филипп II Испанский (все современники), Аббас сделал Исфахан своей достопримечательностью. Он превратил провинциальный город в глобальный мегаполис, импортируя армянских купцов и ремесленников и приветствуя католических монахов и протестантских торговцев. В целом он терпимо относился к еврейской и зороастрийской общинам, которые жили там веками. Наиболее примечательно то, что Аббас стремился сделать Исфахан политической столицей первой шиитской империи, привлекая ученых-теологов из Ливана для укрепления религиозных институтов города — шаг, начатый его предшественниками, который имел бы глубокие последствия для мировой истории. Искусство процветало в новой столице; миниатюристы, ковроткачи, ювелиры и гончары создавали богато украшенные изделия, которые украшали особняки и дворцы, выраставшие вдоль просторных проспектов.

Аббас был человеком крайностей. Один европейский посетитель описал его как правителя, чье настроение могло быстро превратиться из веселого в «настроение разъяренного льва». Об аппетитах Аббаса ходили легенды: он мог похвастаться огромным винным погребом и гаремом, в котором жили сотни женщин и более 200 мальчиков. Однако его настоящей любовью была власть. Он ослепил своего отца, брата и двух сыновей, а позже убил третьего сына, которого боялся как политическую угрозу, передав трон внуку.

Аббас был почти неграмотным, но дураком не был. Говорят, что он лично держал свечу в память о знаменитом художнике Резе Аббаси, когда делал наброски. Аббас мог охотиться, чистить и готовить рыбу и дичь. Он любил бродить по рынкам Исфахана, свободно ел с прилавков, брал ту обувь, которая ему подходила, и болтал с кем угодно. «Поступать таким образом — значит быть королем», — сказал он шокированным монахам-августинцам, сопровождавшим его в одной из его прогулок. «Не то, что твой, который вечно сидит в помещении!»

Во второй половине своего необычайного 42-летнего правления, закончившегося его смертью в 1629 году, Аббас оставил после себя городской ландшафт, который соперничал или превосходил все, что было создано за одно правление в Европе или Азии. Французский археолог и архитектор Андре Годар, живший в Иране в начале 20 века, писал, что Исфахан Аббаса «это прежде всего план с линиями, массами и широкими перспективами — великолепная концепция, родившаяся за полвека до Версаля». К середине 1600-х годов этот план превратился в город с населением 600 000 человек, 163 мечетями, 48 религиозными школами, 1801 магазином и 263 общественными банями. Элегантная главная улица была шириной 50 ярдов, с каналом, идущим посередине, заполняющим ониксовые бассейны, усыпанные головками роз и затененными двумя рядами деревьев чинар. Сады украшали павильоны, выстроившиеся по обеим сторонам набережной под названием Чахар Баг. «Вельможи щеголяли, скакали со своими многочисленными поездами, стремясь перещеголять друг друга пышностью и щедростью», — заметил один заезжий европеец.

Демонстративное потребление резко прекратилось почти полвека спустя, когда в 1722 году афганская армия в течение шести долгих месяцев осаждала город. Женщины продавали свой жемчуг и драгоценности до тех пор, пока даже драгоценные камни не могли купить хлеб. Последовал каннибализм. По оценкам, 80 000 человек погибли, в основном от голода. Афганцы оставили большую часть города нетронутой. Но эта травма, за которой позже последовал перенос столицы в Тегеран далеко на север, подорвала статус и процветание города.

«Буш хорош!» — говорит двадцатилетний Исфахани, присоединяясь ко мне на скамейке в парке посреди площади Накш-и-Джахан. Утро пятницы — мусульманский шаббат — и на огромном прямоугольном пространстве царит тишина, если не считать шума фонтанов. Как и многие молодые люди, которых я встречаю здесь, мой спутник жалуется на растущую инфляцию, коррупцию в правительстве и религиозное вмешательство в политику. Он также опасается вторжения США. «Мы счастливы, что Саддам ушел», — добавляет он. «Но мы не хотим уподобиться Ираку». Студент-математик, у которого мало шансов на работу, он мечтает искать счастья в Дубае, Австралии или Новой Зеландии.

Четыре века назад эта площадь, которую также называют Майданом, была экономическим и политическим центром процветающей и в основном мирной империи, куда съезжались иностранцы со всего мира. «Позвольте мне привести вас на Майдан, — писал Томас Герберт, секретарь английского посла при персидском дворе с 1627 по 1629 год, — который, без сомнения, является таким же просторным, приятным и ароматным рынком, как любой другой во вселенной». Имея размеры 656 на 328 футов, это была также одна из крупнейших городских площадей в мире.

Но в отличие от обширных бетонных пространств, таких как площадь Тяньаньмэнь в Пекине или Красная площадь в Москве, Накш-и-Джахан попеременно, а иногда и одновременно служил рынком, полем для игры в поло, местом общественных встреч, площадкой для казней и фестивальным парком. Площадь была покрыта мелким речным песком, в одном углу торговцы торговали венецианским стеклом, а в другом — индийской тканью или китайским шелком, а местные жители торговали дровами, железными инструментами или дынями, выращенными из голубиного помета, собранного со специальных башен, окружающих город. Акробаты передавали свои шляпы, разносчики выкрикивали свой товар на нескольких языках, а торгаши работали с толпами.

Мачта посередине использовалась для стрельбы из лука — всадник проезжал мимо нее на полном скаку, затем поворачивался, чтобы сбить сверху яблоко, серебряную тарелку или золотую чашу. Мраморные стойки ворот, которые все еще стоят на обоих концах площади, напоминают о жестоких матчах по поло, на которых шах на богато украшенном драгоценностями скакуне часто присоединялся к другим, одетым в фантастические цвета и с ярким оперением.

Сегодня песок, торговцы, торгаши и игроки в поло исчезли, их приручили сады начала 20-го века. Тем не менее, вид вокруг площади остается удивительно неизменным. На севере большая арка ведет к высоким сводчатым потолкам извивающейся крытой рыночной площади, которая простирается почти на милю. К югу находится мечеть Имама, гора из кирпича и цветной плитки. Напротив друг друга на восточной и западной сторонах площади расположены мечеть шейха Лотф-Аллаха с бледно-коричнево-голубым куполом и дворец Али Капу. Эта структура, которую Байрон назвал «кирпичной коробкой для ботинок», увенчана тонкими колоннами, превращающими ее в царственную трибуну; когда-то сверху висели яркие шелковые занавески, закрывавшие от солнца. Две мечети изгибаются под странными углами, ориентируясь на Мекку, избавляя площадь от жесткой упорядоченности, а двухэтажные аркады для магазинов определяют и объединяют целое.

Напротив, мое первое впечатление от набережной Чахар Багх, что к западу от Майдана, окрашено скорее паникой, чем спокойствием. Не сумев найти такси, я запрыгнул на заднюю часть мотоцикла, которым управлял исфаханец средних лет, который жестом пригласил меня садиться. Когда мы мчимся между машинами через пробки, я беспокоюсь, что мои колени будут отрезаны. Строительство нового тоннеля метро под исторической улицей перекрыло полосу движения. Метро, ​​по словам защитников природы, грозит засосать воду из реки, расшатать нежный фундамент и повредить фонтаны, украшающие старую набережную.

Разочарованный тупиком, мой водитель внезапно сворачивает с дороги на центральную пешеходную дорожку, уклоняясь от растерянных пешеходов, прогуливающихся по парку. Ониксовых чаш, наполненных розами, уже давно нет, мужчины в джинсах, а женщины одеты в тускло-черное. Но вспышки туфель на шпильках и окрашенных хной волос, а также гладкие платья, которые продаются в освещенных неоновым светом магазинах, давно заменивших элегантные павильоны, говорят о стойком чувстве моды Исфаханис.

Выезжая на дорогу, мы несемся мимо гигантского нового торгово-офисного комплекса с современным небоскребом. В 2005 году официальные лица Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) предупредили, что, если здание не будет уменьшено, близлежащий Майдан может потерять свой статус объекта всемирного наследия. Городские власти в конце концов отрезали два этажа от возмутительной башни, но ее неуклюжий внешний вид по-прежнему раздражает многих местных жителей.

Направляясь на север к Пятничной мечети, мы достигаем оживленной площади Атик (Старая), заполненной небольшими магазинами и уличными торговцами. Мой водитель мотоцикла высаживает меня у обочины и с типичным иранским гостеприимством уезжает, прежде чем я успеваю его поблагодарить или дать чаевые.

Площадь является частью сельджукской площади, построенной в 11 веке, но со временем дома и магазины вторглись в ее первоначальные границы. Теперь городские власти планируют снести то, что они называют «несанкционированными постройками», восстановить первоначальный трапециевидный план и расчистить территорию вокруг мечети. Это предложение раскололо сообщество культурного наследия Исфахана. Площадь «сейчас грязная», говорит один городской чиновник. Он хочет снести дома и магазины и построить дизайнерские магазины.

Такие разговоры беспокоят Абдоллу Джабаль-Амели, бывшего председателя городской организации культурного наследия и уважаемого архитектора, который помогал восстанавливать Майдан. «Вы должны принять органическую точку зрения», — говорит он мне. По словам Джабал-Амели, поскольку от первоначальной площади мало что осталось, стирать с лица земли дома и магазины, выросшие вокруг нее за последнее тысячелетие, было бы ошибкой. «Но в дело вступают новые силы, — отмечает он.

Новые силы Джабаль-Амели включают не только городских чиновников, но и застройщиков, которые хотят построить 54-этажный отель-небоскреб и торговый центр недалеко от исторического района. Заместитель мэра Исфахана Хусейн Джафари говорит, что иностранным туристам нужны современные отели, и отмечает, что этот отель будет расположен достаточно далеко от центра города, чтобы избежать гнева ЮНЕСКО. В то же время, по его словам, городские власти намерены спасти тысячи ветхих домов. «Мы можем сделать и то, и другое, — настаивает Джафари.

«Мы готовы пригласить инвесторов из-за рубежа, чтобы превратить эти дома в отели, традиционные рестораны и чайханы для туристов», — говорит Фархад Солтанян, сотрудник культурного наследия, работающий в Армянском квартале. Солтанян ведет меня по только что вымощенной булыжником аллее к столетней католической церкви, которую сейчас восстанавливают благодаря маловероятному союзу Ватикана и иранского правительства. На соседней улице рабочие завершают отделку величественного особняка, в котором когда-то проживало армянское духовенство, а сейчас он восстанавливается на частные средства. Владельцы надеются, что особняк с 30 свежевыкрашенными комнатами привлечет иностранных туристов и окупит их вложения.

В день моего отъезда Мазахери и Муслемзаде приглашают меня в гости в традиционную столовую на Майдане. Сами исфаханцы шутят о своей репутации умных, но скупых людей. Но они также славятся своими сказочными банкетами. Еще в 1330 году Ибн Баттута отмечал, что они «всегда пытались превзойти друг друга в добыче роскошных яств… при приготовлении которых они проявляли все свои ресурсы».

Мало что изменилось. В тени мечети Имама и купаясь в успокаивающих звуках традиционной музыки, мы сидим, скрестив ноги, на широких скамейках и пируем dizi — сложное персидское блюдо, состоящее из супа, хлеба, баранины и овощей, подается с большим молотком, которым измельчают содержимое. Витражи пропускают красный и синий свет по комнате. Несмотря на экономические трудности, неподатливую политику и даже угрозу войны, способность Исфахана упрямо придерживаться своих традиций также проявляется.

Эндрю Лоулер живет в штате Мэн и часто пишет об археологии для Smithsonian . Гейт Абдул-Ахад — иракский фотограф, удостоенный наград, живет в Бейруте.

Внутренний купол мечети Имама. Мечеть была построена по заказу шаха Аббаса I в 17 веке в рамках его стремления превратить Исфахан в глобальный мегаполис. Гейт Абдул-Ахад Четыреста лет назад Исфахан был больше Лондона и более космополитичен, чем Париж. Самый известный мост города Si-o Seh Pol (мост 33 арок) имеет длину почти 1000 футов и ширину 45 футов. Гейт Абдул-Ахад Величие города породило пословицу: «Исфахан — это полмира». Здесь внутренний вид мечети шейха Лотф-Аллаха. Гейт Абдул-Ахад Батальная сцена украшает Дворец Сорока Колонн. Гейт Абдул-Ахад Внутренний купол Пятничной мечети. Гейт Абдул-Ахад На протяжении веков Исфахан был домом для торговцев, архитекторов и ремесленников. Здесь две женщины делают покупки на базаре. Гейт Абдул-Ахад Ремесленник кует медные горшки. Гейт Абдул-Ахад Зороастрийский храм огня находится на холме недалеко от Исфахана. Гейт Абдул-Ахад

Получайте последние новости Travel & Culture на свой почтовый ящик.

Рекомендуемые видео

Исфахан | История, искусство, население и карта

Исфахан , также пишется как Исфахан , столица провинции Исфахан и крупный город западного Ирана. Исфахан расположен на северном берегу реки Заянде на высоте около 5 200 футов (1600 метров), примерно в 210 милях (340 км) к югу от столицы Тегерана. Эсфахан сначала процветал при турках-сельджуках (11–12 века), а затем при персидской династии Сефевидов (16–18 века). Помимо того, что он является важным региональным и провинциальным центром (провинции Исфахан), город является одним из самых важных архитектурных центров в исламском мире. В 1979 Майдан-э-Эмам в Исфахане (перс. «Площадь Имама»; ранее Майдан-э-Шах, «Королевская площадь») была внесена в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Поп. (2016) 1 961 260.

Город под названием Габае (позже названный Гей на среднеперсидском языке и Джай на арабском языке) на месте современного Исфахана можно проследить по крайней мере до эпохи Ахеменидов (559–330 гг. до н. э.), но мало что известно о районе до правление династии Сасанидов (ок. 224–ок. 651 г. н.э.). В V веке царица Шушан-Духт, еврейская супруга Йездигерда I (годы правления 39 г.9–420), как говорят, поселил колонию евреев поблизости в Яхудии (буквально «город евреев»). (Основание колонии также приписывается Навуходоносору, но это кажется менее вероятным.) Мост Шахрестан, перекинутый через реку Заянде на небольшом расстоянии к юго-востоку от города, датируется сасанидской эпохой; однако опоры — это все, что осталось от первоначальной конструкции, верхняя часть часто перестраивалась. После арабского завоевания в 642 году город стал известен под региональным названием Эсфахан. При арабах он служил столицей провинции Аль-Джибал («Горы»), области, которая покрывала большую часть древней Мидии.

Эсфахан процветал при персидской династии Буйидов (Бувайхидов), которая пришла к власти и правила большей частью Ирана, когда светская власть аббасидских халифов ослабла в 10 веке. Тогрил-бек, турецкий завоеватель и основатель династии Сельджуков, сделал Исфахан столицей своих владений в середине 11 века, а при его знаменитом внуке Малик-Шахе I (годы правления 1073–1092) город вырос в размерах и великолепии. В те дни центр города представлял собой квадрат или прямоугольник, расположенный на некотором расстоянии к северу от того, что позже станет главным двором города, Майдан-э Шах. С севера он граничил с Великой мечетью Исфахана (Масджед-э Джами), которая до сих пор является одним из главных архитектурных памятников города; в южной части находилась мечеть Али (Масджед-э Али). От первоначального здания остался только один высокий минарет. Низам аль-Мульк, главный министр Малик-шаха и покровитель поэта Омара Хайяма, добавил к Великой мечети красивый купольный зал. Чтобы не отставать, его соперник Тадж аль-Мульк затем построил рядом меньшую, но еще более красивую купольную камеру, которая, как говорят, достигла «совершенства архитектуры».

После падения сельджуков (ок. 1200 г.) Эсфахан временно пришел в упадок и был затмлен другими иранскими городами, такими как Тебриз и Казвин, но восстановил свое выдающееся положение в период Тафевидов (1501–1736). Золотой век города начался в 1598 году, когда сефевидский правитель Аббас I (Великий; годы правления 1588–1629) сделал его своей столицей и перестроил в один из крупнейших и красивейших городов 17 века. В центре города он создал огромный Майдан-э Шах, внутренний двор размером 1674 на 540 футов (510 на 165 метров). В южной части двора находится знаменитая Масджед-э-Эмам («Мечеть Имама»; ранее Масджед-э-Шах), начатая в 1611/12 г., но не законченная до смерти Аббаса. Это здание, украшенное блестящей эмалированной плиткой, бережно сохраняется с 20 века. На восточной стороне стоит Масджед-э Шейх Лютф Аллах («Мечеть шейха Лютфоллы»), мечеть, которую Аббас использовал для своих личных молитв. На западной стороне площади находятся Али Капу («Высокие ворота»), высокое здание в виде арки, увенчанное в передней части огромным tālār , или крытый балкон, который служил залом для аудиенций и наблюдательным пунктом, с которого шах и его придворные или гости могли наблюдать внизу за играми в поло или гладиаторскими боями. Эта арка ведет в сады бывшего королевского дворца, который занимает большую площадь с дворами и павильонами, один из которых, Чехель Сотун («Сорок колонн»), был известен как веранда и тронный зал для Аббаса. В северной части двора находятся выложенные плиткой ворота, ведущие к Кайсарийе, или королевскому базару. Пространства между этими зданиями заполнены двухэтажными зданиями с арочными нишами, все единой конструкции.

Почти в 1800 футах (549 метров) к западу от Майдан-э-Эмам и связанный с ним боковой дорогой находится Чахар-Баг («Четыре сада»), проспект, который Аббас проложил, чтобы открыть доступ к своей столице с юга. (Согласно легенде, чтобы построить дорогу, монарху пришлось купить четыре сада.) Чахар-Баг течет на юг к реке Заянде, которую пересекает по прекрасному мосту, построенному Аллахверди-ханом, одним из генералов Аббаса. Северная часть проспекта, почти 1 миля (1,6 км) в длину и 200 футов (61 метр) в ширину, состояла из двух переулков с набережной между ними; вниз по центру был водоток с бассейнами и фонтанами через промежутки времени. Тень давали ряды деревьев. Две проезжие части и набережная остались, но водоток и фонтаны исчезли.

Французский ювелир и писатель-гугенот Жан Шарден провел 10 лет в Исфахане между 1664 и 1677 годами и в своих путешествиях дал подробное и графическое описание города в период его расцвета.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *