Урок 6. ГРЕЧЕСКИЙ АЛФАВИТ
Урок 6ГРЕЧЕСКИЙ АЛФАВИТЦель Познакомить детей с появлением греческого алфавита. Оборудование Для учащихся: тетрадки или альбомы. Для учителя: «Атлас Древнего мира», ксерокопии (греческий алфавит). Методические рекомендации Написать на доске греческие слова:
Попросите детей записать это в
тетради.
Информация для учителя Греческий алфавит в его древнейшей
форме был точной копией финикийского: у греков
сохранилась та же последовательность букв в
алфавите, что и у финикийцев, и даже наименования
букв обозначались искаженными семитическими
словами. В древнегреческих надписях сохранилось
и семитское направление письма: знаки писали
справа налево. И только в IV веке до н.э. греки
перешли на письмо слева направо. От греческого
алфавита ведут свое происхождение почти все
европейские алфавиты. Греки применили новый материал для письма – это был пергамен, выделывавшийся из кож животных. Он был более прочным, чем папирус. Применение кож для письма началось с очень давних времен в Египте, Греции, Малой Азии, где оно получило наибольшее распространение. По преданию в городе Пергаме в I веке до н.э. был изобретен новый способ получения материала для письма из кож животных. Римский естествоиспытатель Плиний
рассказывал, что пергамен был изобретен в Малой
Азии вследствие того, что один из Птоломеев,
боясь конкуренции малоазиатских библиотек с
Александрийской, решил уменьшить вывоз папируса
из Египта. Греческий алфавит Древнейшие кусочки пергамена с
сохранившимися отрывками текстов относятся к I
веку до н.э., но применять его стали только со II в.
н. э. Для изготовления пергамена употребляли
шкуры овец, коз, ослов, телят. Шкуры вымачивались
в известковой воде, соскабливали с них шерсть,
натягивали на раму, высушивали, выглаживали
пемзой и обрабатывали мелом. Пергамен был прочен,
имел гладкую и светлую поверхность. На нем можно
было писать с двух сторон. Пергамен окрашивали в
желтый, голубой, черный, пурпурный цвета и
использовали для роскошных рукописей. На
пурпурном писали золотом или серебром. Тысячу
лет книга, из пергамена господствовала в Европе,
тогда как в азиатских странах совершала свой
победный путь бумага. В Греции для письма применялись и церы – деревянные дощечки, покрытые воском. Писали палочкой – стилем. «Поворачивать стиль», т.е. стирать написанное, означало отделывать красоту языка. Отсюда появилось выражение «литературный стиль». Восковые дощечки употреблялись главным образом для заметок и для написания писем, но иногда на них писали литературные и научные тексты. Несколько дощечек скреплялись вместе с помощью продернутого с одной стороны ремешка или шнура. Так получалась книга. Этот способ письма получил большое распространение в Риме. Позже он проник в страны средневековой Европы. В Париже еще в XIII в. существовали мастерские для изготовления восковых дощечек. И письмо, и счет, и книги потребовались
людям, чтобы сохранить для потомков достигнутое,
сберечь опыт прошлого, расширить возможности
человеческой памяти. Центром греческой культуры была
Афинская рабовладельческая республика со
столицей Афины, где жили величайшие греческие
трагики Эсхил, Софокл, Еврипид. Комедийный автор
Аристофан. Знаменитые философы Сократ, Платон,
Аристотель. В Афинской республике, как и в других
греческих городах-государствах, народное
образование стояло на значительной высоте: дети
всех граждан обучались в школах. В Афинах
существовали также и высшие школы, где юноши
изучали науки под руководством
учителей-философов. Наиболее известными были:
школа Платона и школа Аристотеля.  Текст на свитке писали узкими столбцами,
направление строк было параллельно длине свитка.
При чтении папирусную ленту постепенно
перекатывали с одной стороны на другую так, что в
поле зрения находились одновременно два столбца,
а остальная часть свитка была скатана.
Вследствие того, что папирусные свитки
не переносили влагу, которая разрушительно
действовала на них, подлинных книг того времени
не сохранилось. И только египетские и греческие
свитки сохранились в течение двух-трех
тысячелетий в абсолютно сухом египетском песке.
Большинство известных свитков сохранилось в
виде отрывков, но иногда эти отрывки значительны.
Сокровища греческой литературы сохранились
благодаря большой любви греков к творчеству
своего народа: сочинения писателей и ученых
множество раз переписывались и тщательно
хранились.
|
Этот рассказ является легендарным, так
же как и предание о происхождении пергамена в
городе Пергам.
В Древней Греции, например,
задолго до возникновения письменности были
широко распространены героические песни. Их
читали бродячие певцы-аэды. Они декламировали,
аккомпанируя себе на кифаре. Певцы пользовались
большим почетом. Греческие владыки любили
окружать себя виднейшими поэтами и учеными.
Четыре вида любви у греков
↓В европейской культуре принято считать любовью абсолютно разные формы отношений между людьми. Эротическое влечение, семейные узы, дружеские чувства и опыт религиозного притяжения — все это в той или иной мере «любовь». Неужели наш язык настолько скуден, что для такого количества феноменов нашлось только одно, максимально абстрактное слово? Давайте разберемся.
У древних греков было как минимум четыре разных термина для определения любви: филия (φιλία), сторге (στοργή), агапэ (ἀγάπη) и эрос (ἔρως).
Филия являет собой гармоничные отношения между индивидами, основанные на душевном и духовном родстве.
Такое общение строится на взаимном уважении и понимании, где любящие дополняют друг друга. Здесь влюбленные выступают друзьями, а их связь основана на глубинной близости. Также нет и холодного расчета или пламенного эротизма.
Филия есть любовь персонализированная. Объект любви ясен и конкретен. Греки словом φιλία обозначали связь индивидов, обусловленную социальным или личным выбором.
Конечно, в современном мире нечасто можно встретить подобные взаимоотношения. Но даже в наш темный век порой встречаются люди, которые дополняют друг друга как «инь» и «янь», а их общение исполнено взаимоуважения.
В отличии от персонализированной филии или трансперсонального эроса, сторге, по мнению латвийского исследователя А. Рубениса, есть чувство гражданское и общественное. К примеру, это может быть проявление семейных уз: будь то любовь родителей к ребенку, мужа к жене или же любовь граждан к своему государству. Такое чувство необходимо как эмоциональный эквивалент обычаям и общественному устройству.
Иначе на одном пламенном эросе или гармоничной филии не построишь государство.
Сторге необходимо для общества, ибо общество для античного грека было высшей личностью и высшей ценность. Оно отстаивало возможности не одного отдельно взятого индивида, а длинной цепочки семейных и гражданских уз, уходящих вглубь веков.
Агапэ — что-то из области христианства, но различали такой вид любви еще задолго до начала нашей эры. Это всегда любовь, дарящая и отдающая без желания иметь что-то взамен. Тут важен сам факт жертвенности. Такое чувство лишено намерения обладать, терзать и мучить. Оно подобно сиянию солнца, которое даря, ничего не просит взамен. По крайней мере, так агапэ понимали древние греки.
↓В христианском понимании такая любовь (caritas) являет собой одну из добродетелей и прекрасно проиллюстрирована картиной Вильяма Адольфа Бугро (1878). На картине изображена мать, в окружении детей. Нам доподлинно неизвестно — её это дети или не её, но суть здесь в другом. Она предстает пред нашим взором как любящая и защищающая.
У неё еле прикрыта грудь, которой она вскормила детей, а подле неё мирно спят накормленные дети. Книги и разбросанные монеты говорят нам о том, что такая любовь щедра и не лишена мудрости. Такова античная любовь-агапэ, таково милосордие у христиан.
Ну и конечно же эрос. Эрос это — изначально мощная страсть. Ни больше, ни меньше. Все что будет написано после — написано для красного словца и не более. Такое чувство являет собой страсть, которая есть основа всего. Почему основа? Да потому что она изначальна и стоит у истоков всего сущего. Все происходит благодаря ней.
Эта страсть сжигает своего носителя изнутри и заставляет его сжигать всех остальных. Страсть становится им. Страсть влечет его к ней. Страсть продолжает его род. Но это не обязательно. Страсть может и погубить, и в мировой литературе много примеров тому. Индивидуум, в котором властвует эрос, не останавливается ни перед чем и не перед кем. Такая страсть может как спасти, так и погубить. Под её влиянием страсти герои совершают подвиги, а поэты и художники творят шедевры.
Любовь для греков имела большое значение. Весь греческий эпос это огромный клубок семейно-родственных отношений. Строились они, ясное дело, на общении, связях и любви. Как между мужчиной и женщиной, так и просто между детьми и родителями, гражданами и государством и даже богами и людьми. Любовь пронизывает все сферы древнегреческого общества и имеет значительное количество вариаций.
Подпишитесь на наш канал в Telegram, чтобы читать лучшие материалы платформы и быть в курсе всего, что происходит на сигме.
Несение Евангелия грекам: миссия Павла к грекам.
Неизвестный Бог Явлен
Энди Паттон 5 лет назад
Как маленькое религиозное движение среди сельских евреев распространилось по Римской империи, вызывая потрясения и духовную трансформацию, где бы оно ни возникло? Именно на этот вопрос пытается ответить Лука, автор книги Деяний. Первая половина Деяний рассказывает историю первых лет христианского движения с точки зрения самых разных персонажей.
Вторая половина, однако, следует за миссионерскими путешествиями одного замечательного человека, Павла.
История до сих пор: Деяния 1–16
Лука, спутник Павла во многих его путешествиях, рассказывает историю обращения Павла в Деяниях 9, и мы узнаем, что Иисус специально назначил Павла своим «избранным орудием для имя Иисуса перед язычниками, царями и сынами Израилевыми». Почему Лука сосредотачивает вторую половину своей книги на Павле? Потому что он был идеальным человеком для работы, которую дал ему Бог, и его жизнь воплотила историю о том, что Лука Нигде способности Павла не проявляются так ярко, как во время его пребывания в Афинах в Деяниях 17. Мы собираемся внимательно изучить проповедь Павла к афинянам в Деяниях 17, но сначала нам нужен контекст.
Вопрос о том, могут ли язычники войти в семью Божью, был поднят на знаменитом Иерусалимском соборе в Деяниях 15. Всего через несколько десятилетий после смерти Иисуса лидеры христианского движения собрались, чтобы решить вопрос о культурные и богословские практики для нееврейских (нееврейских) верующих.
Нужно ли было новообращенным делать обрезание (традиционный знак принадлежности к еврейской общине и народу Божию со времен Авраама) или нет? На карту было поставлено больше, чем просто обрезание. Это был вопрос о том, должны ли новообращенные стать евреями, прежде чем они смогут стать христианами.
Вдохновленный опытом Петра по обращению римского центуриона по имени Корнилий в Деяниях 10 (своего рода «вторая Пятидесятница» среди язычников), Иерусалимский Собор открыл дверь для того, чтобы христианство получило уникальное выражение в каждой культуре, где Евангелие укоренилось. Таким образом, вместо христиан-иудеев можно было стать христианами-египтянами, христианами-римлянами, христианами-арабами и, как мы увидим в Деяниях 17, христианами-греками.
Это решение не было выдумкой руководителей церкви на соборе. Наоборот, они следовали курсу, намеченному для них самим Христом. В Деяниях 1 Иисус объяснил траекторию раннего христианского движения, сказав им, что они будут Его свидетелями «в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».
сила, которая будет все быстрее расширять Царство и приводить людей в Божью семью 9.0007
На протяжении всей книги Деяний Лука дает своим читателям литературные указатели на каждом важном этапе пути распространения Евангелия. Первым центром церкви был Иерусалим, но когда в Иерусалиме вспыхнули гонения, церковь распространилась на Палестину и Самарию в Деяниях 6–9. В Деяниях 9–12 описывается распространение Евангелия до Антиохии на территории современной Турции. В оставшейся части книги Лука описывает распространение Евангелия в Малой Азии, Европе и, наконец, в Риме, сердце империи.
Контекст перед контекстом: от Бытия до Деяний
История 17-й главы Деяний на самом деле уходит своими корнями в Бытие.
В начале Библии Адаму и Еве было дано задание управлять всей землей и возделывать ее для процветания; сад должен был расти. В Бытие 12, когда Бог избрал Авраама, чтобы он стал началом новой семьи Божьего народа, это было сделано для того, чтобы «благословились все племена земные».
Затем закон Моисея предусматривал богобоязненных язычников, которые хотели присоединиться к заветному народу Божьему (Исход 12). Подобно хорошим священникам, Израиль должен был быть посредником между Богом и человечеством и вводить людей в Его присутствие. В 21-м псалме Давид написал, что «концы земли обратятся к Господу». Во всех писаниях израильских пророков есть намеки и предсказания того времени, когда все народы земли, даже враги Израиля, последуют за Богом.
Двигаясь вперед во времени, Евангелия описывают, как Иисус постоянно ломал культурные категории людей и этнические барьеры. Иисус исцелял как евреев, так и неевреев, и даже исцелил слугу центуриона, члена презираемых оккупационных сил Рима (Матфея 8). Иисус пересек Галилейское море на территорию язычников, чтобы исцелить одержимого бесами человека (Марка 5). Он задержался у самаритянского колодца, чтобы поговорить с иностранкой (Ин. 4). Он говорит ей, что, в отличие от ее географических и этнических категорий веры, «придет час, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине», где бы они ни были и кем бы они ни были.
Поэтому, когда Павел проповедует афинянам в Деяниях 17, он не делает ничего нового. Он плывет на волне библейского сюжета. Евангелие всегда было на пути в Афины.
День Павла в Афинах
В Деяниях 17 мы находим Павла, прибывающего в Афины в середине своего второго миссионерского путешествия после того, как он покинул несколько греческих городов на побережье Эгейского моря. Что сделал Павел по прибытии в Афины? То же самое он делал везде. Он делил свое время между синагогой и рынком, рассказывая об Иисусе всем, кто хотел слушать. Неудивительно, что в Афинах, на родине античной философии, Павел вступил в разговор с несколькими философами. Философы, начавшие спорить с Павлом, принадлежали к двум известным философским лагерям: стоицизму и эпикуреизму. Слушая Павла, они немного смутились («О чем говорит этот болтун?» «Похоже, он проповедник чужеземных богов»). Но они были достаточно заинтригованы, чтобы пригласить его в Ареопаг, который был чем-то вроде смеси верховного суда, городского совета, факультета и общей связи идей для города.
Павел внезапно оказался в центре внимания перед философами, судьями и интеллектуалами-греками.
Замечательная проповедь Павла
Помните, Лука говорит нам в стихе 16, что Павел бродил по городу и смотрел на афинских идолов, и что «его дух возмутился в нем». Павел был зол на идолопоклонство города, но начал свое выступление с похвалы: «Мужи афиняне, — сказал он, — я вижу, что вы во всех отношениях очень духовны». Это была не пустая лесть. Это слова мастера-архитектора, закладывающего фундамент моста, по которому он собирается предложить им пройти. Павел ненавидел идолов, да, но он любил Бога, который так широко распространял Свою истину, что даже в городе, погруженном в язычество, люди все еще искали вечное. Когда он восхвалял их духовность, он восхвалял Бога, который всегда был источником всего хорошего, что они любят. Он похвалил их за то, что они ответили Богу, даже если они не знали Его.
Неизвестный Бог
Во время своего визита в Афины Пол наткнулся на жертвенник «Неизвестному Богу».
Местная легенда рассказывала о разрушительной чуме, которая когда-то прокатилась по Афинам. Люди приносили жертвы каждому богу в пантеоне, но боги не остановили чуму. Чума бушевала, пока поэт Эпименед не предложил поставить жертвенник Неведомому Богу. После того, как они это сделали, город был спасен. Этот жертвенник оставался во времена Павла памятником тому времени, когда Афины были освобождены богом, не принадлежащим к греческой религии. В своей речи в Ареопаге Павел показал, что философы ошибались, называя его «проповедником чужих богов». На самом деле он просто заново знакомил их с одним из их собственных богов, единственным истинным Богом, которому они поклонялись в неведении, пока не появился Павел.
Говоря на их родном языке
Павел создал все свое послание, чтобы преодолеть дистанцию между христианским Евангелием и тем, что афиняне уже ценили и которым доверяли.
В своей речи Павел старался формулировать вещи так, чтобы они были знакомы грекам. В отличие от других посланий в Деяниях, Павел никогда не цитировал Ветхий Завет.
Почему? Потому что еврейские писания были неуместным источником для его слушателей. Павел не упомянул имя «Иисус» или слово «Христос», которое было греческим переводом ветхозаветного слова «мессия». Говоря об Иисусе, Павел просто назвал его «человеком, назначенным Богом». Он называл Бога «божественным существом», потому что эта фраза является греческим выражением Бога. Стоики в зале (которые думали о Боге как о «божественной сущности») были бы особенно знакомы с таким способом говорить о Боге.
Павел описывал Бога так, как и стоики, и эпикурейцы того времени. Эпикурейский взгляд на богов подчеркивал их удаленность и тот факт, что у них нет потребностей, которые могли бы быть удовлетворены людьми. Павел повторил эти идеи, когда сказал, что Богу «служат не руки человеческие». У стоиков, с другой стороны, было более имманентное представление о богах, которое подхватил Павел, когда сказал, что Бог «дает всему человечеству жизнь, дыхание и все остальное». Вы можете себе представить кивающие головы в аудитории.
Но Павел не только хотел, чтобы его послание было понятно, он хотел, чтобы оно подтолкнуло афинян к вере в единого истинного Бога Библии. Он хотел, чтобы его слова бросили вызов и преобразили их сердца и умы. Он сделал это первым, процитировав несколько собственных поэтов. Когда Павел сказал: «Мы — его потомки», он взял строчку прямо из стихотворения греческого писателя Арата, которое было частью гимна отцу греческих богов Зевсу. Другая цитата («в [Боге] мы живем и движемся и существуем») взята из другой поэмы о Зевсе, автором которой был тот самый Эпименид, который велел афинянам воздвигнуть идола «неведомому Богу», чтобы остановить чуму. (Это тоже тот самый Эпименид, которого Павел позже называет «пророком» в книге Тита.) Опять же, Павел показал афинянам, что Бог, которого он представляет им, — это тот, по отношению к которому они в самые яркие моменты своей жизни уже обращаются. достижение.
Ссылка Павла на их поэтов также привлекла внимание к некоторым несоответствиям, лежащим в основе греческой философии и религии.
Он предложил им задуматься, почему, если мы потомки Божьи, они думают, что божественное существо подобно истукану из серебра или золота? Если Бог создал нас, как мы можем представить себе, что можем также создать Бога? Кроме того, если мы «живем и движемся и существуем» в Боге, то как мы можем себе представить, чтобы храм, сделанный человеческими руками, мог вместить Его? Он направил их прямо к разломам в самой греческой философии.
Павел переходит к заключению в стихе 30. Бог, спасший Афины от чумы и Которому вы уже поклоняетесь как «Богу Неведомому», проявил к вам терпение, сказал он. Он был добр к тебе, он спас тебя. Но теперь «времена неведения» прошли, и Он призывает вас покаяться и уверовать в Него. Кульминацией разногласий Павла является его смелое заявление о том, что истина его послания доказана, потому что «человек, которого назначил Бог», был убит и Бог воскресил его из мертвых.
Ареопаг взорвался при упоминании о воскресении. Некоторые издевались над ним. Тем не менее, для некоторых Пол коснулся чего-то, что, возможно, копошилось в глубине их сознания, и они хотели услышать больше.
Другие убедились и присоединились к нему, став верующими.
Энди Паттон — бывший сотрудник L’Abri Fellowship в Англии. Он является соредактором информационного бюллетеня Three Things Newsletter и создателем The Darkling Psalter, сборника комментариев, переводов и стихов о псалмах. У него степень магистра богословия в Троицкой евангелической богословской школе, и если бы существовала такая вещь, как библейский ботаник с визитной карточкой, он бы тоже получил одну из них.
Греки Родерика Битона
Родерика Битона Греки: глобальная история мог бы иметь подзаголовок «Стать греком», фраза, которая пронизывает все его 466 страниц (не считая полноцветных иллюстраций, карт, заметок и указателя). «Эллинизм» означает именно это. …Этот том, написанный для непрофессионалов и слегка пренебрегающий своими знаниями, является более амбициозным, полной «переориентацией» западной истории. —
«В этом авторитетном, но читаемом введении в греческую историю — один из лучших в своем роде, будь то академическая или популярная аудитория — Битон раскрывает гораздо более сложную реальность».
— Иностранные дела
«Эрудированная и легко читаемая книга». — Financial Times
«В учтивой широте и достоверных деталях Битон переносит своих читателей из яркой доисторической «рассвета» в Эгейском море. в тяжелые небеса современной геополитики». — Новый критерий
«Спустя полтора века после того, как Джордж Финлей выпустил свой многотомный История Греции , Битону удается предложить краткий, занимательный и надежный товарищ, более чем достойный преемник.»— Иоаннис Д. Стефанидис, History Today
«Трудно представить другого англоязычного ученого, который мог бы взяться за такой проект в одиночку, в одной книге и с такими превосходными результатами… Написать книгу в этом масштабе является актом интеллектуальной смелости и щедрости, и это свидетельствует о мастерстве Битона как историка и рассказчика, что работа столь крупного масштаба может оставить желать большего».0004 «Это история греков и их глобального влияния, рассказанная выдающимся историком».
— The National Herald
«Обширная история. . . с лаконичной ясностью, сумев во всем передать уникальную греческую идентичность». — New York Journal of Books
«Широкая историческая направленность книги предлагает что-то для обычных читателей, интересующихся любым периодом греческой истории; особенно хорошо для любителей греческой древности, которые хотят расширить свои знания».0063 Журнал библиотеки
«Монументальная, масштабная история греков, охватывающая более трех тысяч лет вплоть до наших дней. Авторитетно, убедительно и красиво написано. Прекрасная книга». — Питер Франкопан, автор книги «Шелковый путь»
«Шедевр от выдающегося знатока греческого языка». — Грегори Наги, Гарвардский университет
говорили на [греческом] в той или иной версии за последние 3500 лет, являются предметом авторитетной новой книги Родерика Битона … Битон, вероятно, единственный живой человек, который мог с такой тонкостью и властью передать это в одном связном томе.
…[a] замечательное историческое свидетельство». — Кэтрин Флеминг
«Родерик Битон дал нам замечательную общую картину греков, с очень щедрым межкультурным, временным и географическим охватом. например, между платоническим и христианским словарями для обозначения «добродетели» — должны помочь предотвратить политическую эксплуатацию неестественных, анахроничных представлений о греческой цивилизации». — Сара Руден, переводчик и автор книги «Павел среди народа»
«Замечательная и легко читаемая книга: в этом единственном искусном томе изложена вся тридцатипятивековая история грекоязычных народов. От минойской эпохи до наших дней, их триумфы, их трагедии и, прежде всего, их стойкость. все здесь. Для тех, кто хочет понять Грецию сегодня, это место, чтобы начать.»— Ян Моррис, автор книги «Почему правит Запад — пока»
дух постоянно менялся. В древности он метался между городами, гаванями и горными долинами восточного Средиземноморья, двигаясь в конце концов через районы Северной Африки, Леванта и Юго-Западной Азии, где господствовали Александр и его преемники.
В наше время она течет между беззаботной глобальной диаспорой и двумя изменчивыми государствами, олицетворяющими греческую принадлежность. Родерику Битону удалось связать эту историю воедино в единое захватывающее повествование, написанное с глубокой любовью и с трудом заработанным знанием всего греческого».0063 Брюс Кларк, автор книги «Афины: история»
«История греков до сих пор была написана с классическим или современным уклоном, но Родерик Битон не играет фаворитов: с точки зрения ученого, наслаждающегося глубокое знание Византии, а также всех аспектов греческой литературы, он сплетает воедино яркое повествование, простирающееся от эпохи героев и знаний до наших дней. Греки возникают не как отдельная нация, а как ряд великих цивилизаций. Они часто конфликтовали друг с другом, но на всех этапах своей долгой истории вносили культурный капитал в остальной мир. Греки Битона всегда в движении, саморефлексивны и удивительны. Их история еще не была рассказана в глобальном масштабе, как здесь».